Наши проекты
Обсуждения
КОРТЕС
Ацтеки
В настоящее время считается, что американские индейцы произошли от монголоидов, пришедших из Азии через район Берингова пролива более двадцати тысяч лет назад. Однако наиболее ранние датированные радиоуглеродным методом стоянки, бесспорно имеющие отношение к человеку, имеют возраст около одиннадцати тысяч пятисот лет. Открытия, сделанные у Истапана и Тепеспана в Мексике, показывают, что примитивный человек, возможно, обосновался в озерном крае Центральной Америки около девяти тысяч лет до нашей эры. К 5000 году до н. э. охота и рыболовство были дополнены выращиванием бобов и позже маиса; к середине III тысячелетия до н. э. у кочевых племен этой области начали зарождаться формы культурной жизни. В сложившихся центральных поселениях найдены доказательства развития в течение последующих пятисот лет искусства керамики. Спустя некоторое время в низинах побережья Мексиканского залива начала развиваться первая более совершенная культура — культура ольмеков.
Обнаруженные доказательства развития религиозных ритуалов подкрепляют мнение, что это была теократическая культура; в Мексике было распространено сооружение платформ и алтарей, позже — строительство пирамидальных храмов. Первоначально подобные пирамиды, вероятно, сооружались из земли и были овальной формы — восьмидесятифутовая конусообразная пирамида в Куикуилько, погребенная позже под слоем лавы, является наиболее сохранившимся образцом подобных храмов. Погребения, прежде осуществлявшиеся в ямах, стали сопровождаться более сложным ритуалом, было построено множество храмов, в основном посвященных богу огня или солнцу — в конечном итоге богу войны.
В I тысячелетии до н. э. в южных лесах развилась цивилизация майя. Она просуществовала более тысячи лет и распространилась на север до самого Юкатана, где руины великого города Чичен-Ица и сейчас свидетельствуют о высоком культурном уровне майя. Еще более крупный город Теотиуакан начал строиться в Мексике, на северо-восточном берегу озера Тешкоко, в первые два столетия нашей эры. Он представляет собой первую городскую культуру в Центральной Америке. Постепенно этот город занял площадь в семь квадратных миль - это был великий церемониальный и коммерческий центр, который постоянно адаптировался к меняющимся условиям, несколько раз изменял облик и перестраивался. Пятьсот лет он оказывал влияние на большую часть Центральной Америки, и, хотя его разрушение в результате пожара в VII веке н. э. предвещало окончание так называемого классического периода этой культуры, его храмовые сооружения служили архитектурными образцами, по которым закладывалось большинство позднейших храмовых зданий.
Классический же период ошеломляет обилием памятников культуры, обнаруженных при археологических раскопках и частично восстановленных. От Чичен-Ицы на востоке до Монте-Альбана на западе, вся страна буквально усыпана свидетельствами культур чрезвычайно сложных, одновременно своеобразных и неповторимых и в то же время органично вплетенных в общую грандиозную картину центральноамериканской индейской цивилизации. Теотиуакан почти наверняка был крупнейшим религиозным центром, и, поскольку именно из этого города брало начало большинство тщательно разработанных церемониалов позднейших культур, он неизбежно привлекал к себе пристальное внимание археологов. Многочисленные экспедиции раскопали не только колоссальные пирамиды Солнца и Луны — первая из которых примерно 200 футов высотой, а по объему превосходит Великую пирамиду в Египте, — но и двухмильную Улицу мертвых, дома на которой превратились в поросшие магуэем курганы, и огромную Площадь Луны, и замечательный храм Кецалькоатля, позже перестроенный в Сиудаделу; все это было очищено от многовековых наслоений и освобождено от дремучих зарослей.
В наше время очень странно созерцать величественную архитектуру этого народа, их городов-государств, сознавать высокий уровень развития их искусств и ремесел и понимать при этом, как мало этих творческих сил и возможностей употреблялось для практических целей. Они знали колесо, но не использовали его, кроме как в игрушках, и даже когда в 1519 году конкистадоры вошли в Мехико-Теночтитлан, индейские способы перемещения грузов по-прежнему ограничивались человеческой тягой или озерной лодкой. Они не пользовались даже санями и волокушами — ведь индейцы не одомашнили никаких животных, кроме собак, которых выращивали в пищу.
Ремесла, связанные с работой по металлу, в значительной мере ограничивались ювелирным искусством — одни из лучших образцов принадлежат культуре миштеков, это сотни ожерелий, подвесок и серег, обнаруженных в гробнице номер 7 в Монте-Альбане. Ювелирная техника была очень развита, мастера умели делать всевозможные отливки и даже паять; изготовленные ими украшения и орнаменты настолько тонки, что трудно поверить, что все это выполнено без использования увеличительного стекла. При этом обработка металлов в основном ограничивалась работой по золоту и меди. Индейцы не знали стали и вообще железа, для режущей кромки своих «мечей» и для ритуального жертвоприношения они, находясь в этом отношении в каменном веке, использовали кремневые лезвия и ножи из вулканического обсидиана. Наиболее ранние культурные слои Монте-Альбана, религиозного центра Оашаки, расположенного в двухстах милях к юго-востоку от Мехико, старше Теотиуакана; в этом городе сотни гробниц жрецов, громадный комплекс храмов — это целый горный склон с высеченными на нем террасами; он и по размерам почти сравнялся с Теотиуаканом. Однако влияние Теотиуакана было значительно более сильным, хотя, очевидно, не привело к какому-либо военному объединению, а значит, и его конечное разрушение было неизбежно. На протяжении доисторической эпохи Центральная Америка пережила не только миграцию кочевых племен, результатом которой явилось взаимное оплодотворение и обогащение развивающихся индейских культур, но и постоянную инфильтрацию кочевых племен Северной Америки, привлекаемых на юг более теплым климатом и в озерный край Центральной долины — плодородием его вулканической почвы. Возможно, одна из таких направленных к югу волн миграции и разрушила в конце концов город.
Хотя сам Теотиуакан был разрушен, поклонение одному из его богов, Кецалькоатлю, продолжалось. Примерно в начале X века в долину Мехико просочилось еще одно кочевое племя. Это были тольтеки, жестокие, воинственные люди, бог которых — Тескатлипока, бог неба — требовал человеческих жертвоприношений. Они были вооружены деревянными, утолщенными на конце «мечами» с насаженными обсидиановыми лезвиями, говорили на языке науатль и восприняли местную культуру и местных богов. Именно они дали Теотиуакану это название, посчитав, что такие фантастические сооружения могли быть построены только гигантами. Теотиуакан означает «место богов», и в виду при этом имеются древние боги; именно пришельцы дали Кецалькоатлю, богу познания и ветра, имя, под которым он известен сейчас, — «кецаль» на языке науатль означает ярко оперенную птицу трогон, которую до сих пор можно найти в дождевых лесах Гватемалы и Коста-Рики; «коатль» означает «змея»; получаем пернатую змею или змея. Под предводительством своего вождя Мишкоатля эти люди основали военизированное государство, охватывавшее большую часть той территории, что сейчас является провинцией Мехико.
Именно в эти времена история Кецалькоатля-бога начинает смешиваться с историей Кецалькоатля-человека. Последний был сыном Мишкоатля и женщины, которую он взял во время кампании в районе Морелоса. Женщина эта умерла родами. Отец был убит своим братом, Иуитималем. Сын был взят в Тепостлан, маленький город, приютившийся в живописном ущелье, с храмами, выстроенными высоко на скальной северной стене. Здесь и недалеко отсюда, в Шочикалько, его вырастили жрецы Кецалькоатля. Его назвали Топильцином, и когда он вырос, то отомстил за смерть отца, убив узурпировавшего трон дядю и перезахоронив кости Мишкоатля на Звездном Холме. Столицей тольтеков был Кулуакан, однако, став королем, Топильцин выстроил новую столицу в Туле, воздвиг там храм Кецалькоатля и стал его верховным жрецом, приняв имя божества, и после этого все добродетели Кецалькоатля приписывались ему.
Поскольку он представлял наиболее на тот момент просвещенную религию, ему противостояло консервативное жреческое сословие, приверженное идее войны и настаивавшее на человеческих жертвоприношениях во имя Тескатлипоки. Победа, что было неизбежно, осталась за старой гвардией, так как Топильцин опередил свое время. Его поражение, по легенде, произошло следующим образом: Тескатлипока познакомил его с пульке (род пива, производимого из заквашенного сока кактуса магуэй), которого Кецалькоатль раньше не пробовал, и когда он был пьян, подослал к нему женщину, чтобы та соблазнила его. После этого он отрекся от сана и бежал на побережье Мексиканского залива, где сел в лодку и уплыл на Юкатан.
Прибытие Кецалькоатля на Юкатан вполне могло послужить источником легенд майя о появлении героя по имени Кукулькан, что на языке майя также означает Пернатый Змей. В самой Чичен-Ице наиболее выдающиеся здания датируются тольтекским периодом — с конца X до XIII века, — и так как начало этого периода совпадает с датой изгнания Топильцина-Кецалькоатля из Тулы, легенда майя, возможно, объясняет необычайное сходство этих зданий с сооружениями Тулы. С другой стороны, это сходство может объясняться и исключительно распространением влияния тольтеков, ведь это не только воины, но и великие строители, сооружавшие храмы, дворцы и даже свои дома из камня. Они использовали строительный известковый раствор и различные виды штукатурки. Принята у тольтеков была и своеобразная парная баня, которую они называли темаскаль. Таким образом, мы видим культуру, сопоставимую с греко-римской. Переходя от классического периода к постклассическим тольтекам, мы оказываемся в самом начале истории Мексики, в которой имена и даты правления королей, обычаи и даже мифология уже в достаточной степени известны.
Эта мифология более древняя, чем большинство других. Легенда, приведенная д-ром Берналем, символизирует конфликт между тольтеками и новыми воинственными племенами, которые засуха вынудила перекочевать на богатые поливные земли вокруг Тулы. Это произошло в период правления Уэмака, последнего короля Тулы, примерно в середине XII века. Тоуэйо, крепкий молодой воин, физическое воплощение находящегося на подъеме чуждого элемента в Туле, послан на рынок под видом продавца острого перца. Он занял позицию напротив королевского дворца, причем сидел обнаженный, как все воины его племени. Дочь Уэмака, отвергшая, задрав нос, всех подходящих вождей тольтеков, без сомнения, потому, что они, на ее вкус, были слишком изнеженными, «взглянула на рыночную площадь и увидела Тоуэйо обнаженным, и его гениталии, и после того как она их увидела, она вернулась снова во дворец и внезапно воспылала желанием к органу молодого Тоуэйо, и затем сделалась очень больна из-за этой любви к тому, что она видела; все ее тело распухло, и Уэмак узнал, что она очень больна, и спросил у женщин, охранявших ее: «Чем больна моя дочь?» И женщины ответили ему: «Господин, причиной этой болезни является индеец Тоуэйо, и она больна от любви к нему». Король приказал своим людям отыскать исчезнувшего продавца острого перца. Наконец они нашли его и привели к королю. Тот приказал ему вылечить свою дочь. Тоуэйо отказался. Но слуги взяли его, вымыли, раскрасили его тело, одели его в великолепные одежды и отвели в спальню этой юной девушки, после чего она «излечилась и снова обрела здоровье».
На самом же деле это был брак по расчету, попытка политическими средствами добиться объединения тольтеков и новых воинственных племен. Она не была успешной. Тольтеки восстали, Уэмак бежал, и в начале XIII века Тула потеряла свое могущество.
Это был период возникновения и роста в Центральной долине пяти городов — Кулуакана, Тешкоко, Аскапоцалько, Чолулы и Теночтитлана — и смешения тольтеков с представителями еще одной волны миграции — ветвью племени чичимеков. Город-государство "Улуакан переживает расцвет в период между упадком тольтекской столицы Тулы и подъемом теночков, ацтекского государства с центром в Мехико-Теночтитлане.
Племя теночков впервые появляется на центральноамериканской сцене как полудикий народ, пришедший, по сложившемуся мнению, с одного из озерных островов в западной части страны в начале XII века. Они поклонялись Уицилопочтли (волшебнику-колибри), идолу, который они, как предполагается, нашли в свое время в какой-то пещере; они всюду носили этого идола с собой, и через него жрецы, они же вожди, направляли всю кочевую жизнь племени. Период миграции продолжался около ста лет. Все это время племя вело простую жизнь кочевников и земледельцев, переходя с места на место, сея и собирая урожай каждый раз на новом месте. Они пришли в долину через Сумпанго, самое северное из озер, и были при этом по-прежнему отчаянно бедны; большие города в долине едва терпели нищее племя. Превратности судьбы постепенно сделали их воинственными, жестокими и вероломными. Примерно в 1248 году они осели в Чапультепеке, скальной крепости, стоявшей на холме высоко над водами Центрального озера; сейчас это замок и центр большого парка к юго-западу от Мехико. Здесь в течение последующих пятидесяти лет у них появилась некоторая культурная жизнь, но при этом амбиции их жрецов и их все более воинственное поведение так досаждали тепанекам из Аскапоцалько и жителям Кулуакана, что эти два города объединились против них в союз. Теночки потерпели поражение, их вождь был принесен в жертву в Кулуакане, а большинство людей уведены в рабство. Немногочисленные остатки племени бежали в болотистые тростниковые плавни самого озера.
Более ужасающая версия рассказывает, что Ачитометль, король Кулуакана, разрешил им поселиться в Тисапане, на кишащей змеями территории, теперь являющейся районом Мехико, называемым Сан-Анжел. Он отдал им свою дочь, без сомнения ища с ними союза против соперничающих городов. Однако вместо того, чтобы отдать ее в жены своему вождю, жрецы убили ее и содрали с нее кожу. Когда же, по их приглашению, Ачитометль приехал с визитом, его повели в затемненную кумирню возжечь благовония их богу. Он разжег огонь и оказался лицом к лицу со жрецом, облаченным в снятую с его дочери кожу. Если это правда, то даже если все это было проделано исключительно с целью увести теночков в безопасные тростниковые плавни, трудно обнаружить что-либо человеческое в этих жрецах с извращенным и злобным сознанием.
Территория плавней, где племя осело согласно завету Уицилопочтли (поселиться следует там, где увидят кормящегося орла), оказалась удачным выбором. Скалистые острова предоставляли безопасное убежище, а вода — способ передвижения. Более того, в этом месте сходились границы трех городов-королевств, вследствие чего теночки не превратились в подданных какого-либо конкретного короля, а могли заключать союз то с одним, то с другим. Именно на этих преимуществах базировалось могущество основанного здесь Мехико-Теночтитлана. Разумеется, великолепный город возник не сразу; первое примитивное поселение было построено прямо в воде около 1325 года, но только в начале XV века оно стало приобретать военное могущество. Позднее Мехико-Теночтитлан начал стремительно расширять свои владения и влияние, пока наконец не стал соперничать с древним городом Тешкоко.
Из этого краткого обзора исторического фона, на котором появились ацтеки, можно понять, что они вовсе не являлись создателями развитой цивилизации, обнаруженной конкистадорами в Теночтитлане. Они ее только унаследовали, и нет никаких доказательств того, что они привнесли в нее много нового и тем более прогрессивного. Тем не менее город, построенный ими в водах озера Тешкоко, достоин был называться одним из чудес света. Его отличает «венецианская» планировка, громадные размеры, сложный и в то же время по-военному точный проект, великолепный центр, состоящий из храмов, дворцов и рыночной площади.
Попробуем понять психологические религиозные причины дезинтеграции и поражения этого народа перед лицом маленькой, но отважной армии испанских авантюристов.
Теночки вышли из дикости с одним-единственным богом, Уицилопочтли, — богом солнца, а также богом войны. Теперь же у них было еще несколько богов; это в первую очередь Тескатлипока, бог неба, Тлалок, бог дождя, и Кецалькоатль, бог познания, или Пернатый Змей. Однако верховным богом для них оставался Уицилопочтли, и требования этого кровожадного идола вкупе с требованиями модифицированного бога тольтеков Тескатлипоки настолько возросли, что ко времени прихода испанцев вся военная мощь теночков, распространившаяся на большую часть Центральной Америки, оказалась направленной не столько на возвышение империи, сколько на добывание пленников для принесения в жертву. В самом деле, доблесть воина определялась не количеством убитых им врагов, а числом пленников, присоединенных его стараниями к бесконечной веренице несчастных, взбиравшихся вверх по ступеням пирамид, чтобы окончить свою жизнь на жертвенных камнях.
Ацтеки свято верили, что силы природы должны быть персонифицированы, и тогда на них можно будет воздействовать, устанавливая идолов и регулярно принося им жертвы. Такие представления присущи практически любой языческой религии. Поначалу человеческие жертвоприношения носили ограниченный характер, жертвы приносились только в случае чрезвычайных бедствий, дабы умилостивить богов. Даже в период расцвета империи, когда пленники стояли в очередях, ожидая, когда им из груди вырвут сердце, ацтеки, по-видимому, не прибегали к извращенной жестокости — сдиранию кожи с живого человека, вытягиванию жил, — практиковавшейся их североамериканскими собратьями. Каннибализм также поначалу был для них ритуалом; отсеченные конечности жертвы передавались семье воина, захватившего этого пленника. Однако позже каннибализм превратился в привычку, настолько обыденную, что один из конкистадоров, писавший анонимно, утверждал, что индейцы «ценят человечину более высоко, чем любую другую пищу; зачастую они отправляются на войну и рискуют своими жизнями только затем, чтобы убить и съесть».
Тем не менее человеконенавистнический характер этих религиозных обрядов не должен заслонять от нас тот факт, что ацтекская культура стала кульминацией, высшей точкой мощного культурного процесса и что во многих отношениях они были не менее развиты, чем испанцы. В манере поведения, одежде, дизайне и архитектуре они могли бы соперничать со средневековой Европой; крупнейшие из их храмов едва ли уступают в величии пирамидам Египта, а сады по красоте — садам Вавилона; каменные сооружения оживляют в памяти архитектуру Древней Греции; их побеленные и оштукатуренные дворцы столь же прекрасны, как дворцы мавританской Испании.
Однако с европейской точки зрения это была цивилизация, полная самых удивительных противоречий. Ацтеки создали высокоразвитое рисуночное письмо, позволявшее с большой точностью вести запись событий, достоверно отображать сцены происходящего. В то же время такое письмо практически бесполезно для передачи отвлеченных идей, и его невозможно назвать (как, скажем, китайские иероглифы) полноценной письменностью. Ацтеки обладали значительными познаниями в области астрономии. В самом деле, их религия представляла собой причудливую смесь астрологии и явления, которое можно достаточно обоснованно назвать некроманией; жрецы служили переводчиками и интерпретаторами не только языка богов, но и языка звезд. При рождении ребенка и при заключении брака жрецы советовались с Книгой судьбы — тоналаматль. Каждое важное действие — личное или политическое — требовало одобрения жреческого сословия, столь же влиятельного, как в Египте времен фараонов.
Разнообразие расовых особенностей и политико-религиозных систем отдельных цивилизаций всегда вызвано обстоятельствами, в первую очередь климатическими и ландшафтными условиями. Так произошло и с ацтеками. Долина Мехико — они называли ее Анауак, что означает «находящийся рядом с водой», — расположенная всего 18° севернее экватора, обладает едва ли не самым идеальным климатом в мире. Побережье изнемогает от зноя, а здесь, на tierra templada, на высоте более семи тысяч футов, климат умеренный, а почва плодородная. Но земля эта, описывая которую Кортес в свое время смял в кулаке клочок пергамента и сказал: «Вот вам карта Мексики», изобилует древними вулканами. Названия Попокатепетль, Истаксиуатль и другие звучат для наших ушей странной далекой музыкой, но для ацтеков это были грозные горы, способные изрыгать пламя, дым и горячий пепел. Именно эти гигантские вулканические «вентили», неизменно присутствовавшие рядом, составлявшие часть видимого горизонта, — именно они доминировали в жизни людей, заставляли их ощущать себя частью естественных сил вселенной. Неудивительно, что люди всегда старались умилостивить эти силы и не вступать с ними в конфликт. Характер этих людей, так же как земля, на которой они жили, был непостоянным и своенравным, и таковы же были боги, которым они поклонялись. Идолы, представляющие этих богов, гротескны и, подобно многим изделиям из керамики, камня или драгоценных металлов, отражают определенное родство с более примитивными культурами североамериканских индейцев. Однако сама гротескность их идолов глубоко символична; каждая гротескная или декоративная черта имеет значение, соответствующее сложности их верований и религиозных ритуалов.
Система управления в государстве ацтеков немногим уступала системе государственного управления Европы XVI века. Всякая власть проистекала от монарха. Но короли ацтеков не передавали свою власть по наследству. Их избирало из членов правящего дома небольшое число выборщиков, впоследствии составлявших своего рода тайный совет и становившихся главными советниками короны. Таким образом, сохранялась непрерывность стабильного правления, а короли с рождения готовились к тому положению, которое могли занять в результате выборов. Для воинственной расы вполне естественно, что достойный кандидат должен был непременно отличиться в сражениях. Но к моменту вступления на престол Моктесумы И жречество достигло такого положения и могущества в обществе, что решение выборщиков в значительной степени определялось положением кандидата в среде жреческого сословия. Его воцарение сопровождалось сложными обрядами в великолепном храме, построенном его дядьями: первым делом он протыкал себе уши, руки и ноги острыми осколками кости. Затем, сам истекая кровью, он брал двух перепелов, отрезал им головы и сбрызгивал их кровью алтарное пламя. Поднявшись на вершину теокали, он входил в величественный зал с идолом Уицилопочтли, целовал землю, снова протыкал свое тело, разбрызгивал вокруг себя кровь еще нескольких перепелов и наконец воскурял благовония во всех четырех углах помещения. Короновал его король Тешкоко, надевая ему великолепный головной убор в форме митры, изготовленный из перьев и украшенный золотом и драгоценностями.
Королевский дворец был спроектирован и построен как административный центр государства ацтеков. В нем имелись комнаты для заседаний совета и суда, а кроме того — жилые помещения для самого короля, его жен и личных слуг; во дворце же размещалась королевская гвардия, сильно напоминавшая двор, поскольку в нее входили все наиболее родовитые аристократы страны. Таким образом, дворец представлял собой громадный сложный комплекс, место расположения правительств всех вассальных городов и провинций империи ацтеков, центр власти и могущества. Масштаб этой власти можно приблизительно представить по описанию одного испанского автора: каждый из тридцати крупнейших касиков, живших часть года в Мехико, насчитывал в своих владениях не менее ста тысяч вассалов. А поскольку эти громадные владения, как и другие, меньшего размера, формировались путем выделения земли в качестве вознаграждения за военную службу и налагали на их обладателя обязательства в случае войны, система в целом, в сущности, была феодальной.
Организация военного дела в империи ацтеков отличалась особой четкостью. Как и в Римской империи, все вассальные государства обязаны были выставить определенное количество воинов. Существовали и военные ордена, похожие на аналогичные образования Испании, которые обеспечивали армейскую элиту. Они имели собственную форму, собственные эмблемы, иногда вырезавшиеся также на деревянных шлемах, и членам их были дарованы особые привилегии. Зрелые воины выделялись среди остальных своим платьем, богатство которого соответствовало их заслугам, а военные вожди носили на спине рамки, украшенные яркими перьями. Воинское подразделение, аналог легиона или полка, состояло из восьми тысяч воинов, разделенных примерно на двадцать отрядов, каждый под началом младшего командира. Каждое подразделение и каждое племя имело собственный яркий штандарт из перьев, так что общий вид большого мешикского войска представлял собой картину фантастической яркости.
Неподчинение приказу каралось смертью. Но не этот признак воинской доблести шокировал даже огрубевших в сражениях испанских солдат. Для мексиканцев война представляла собой религиозный обряд, человеческий эквивалент постоянной борьбы стихийных сил природы. Сражаться означало быть настроенным в унисон с внушающими ужас ритмами вселенной. С ранней юности ацтеки тренировали свои мускулы на специальных полях для игры в мяч, бедрами и локтями ловко швыряя твердый резиновый мяч и пытаясь прогнать его через кольца, укрепленные на боковой стене. Эта атлетическая игра восходит к I тысячелетию до н. э. Вполне возможно, она являлась когда-то фактором, который в наше время антропологи назвали бы «отвлекающей деятельностью», предназначенной для того, чтобы удовлетворить агрессивные инстинкты и уменьшить таким образом опасность войны. Ацтеки, однако, использовали ее просто как средство тренировки. Когда же войн не было, воины ацтеков участвовали в формализованных, похожих на гладиаторские бои схватках, известных под названием Война Цветов. В чем-то они были родственны европейским рыцарским турнирам; тела погибших воинов кремировались с почестями, поскольку их души отправлялись прямиком в ацтекскую Валгаллу, а плененные воины с честью встречали свою смерть на жертвенном камне. Однако у ацтеков были и более гуманные обычаи. Существовали госпитали как для раненных в сражении воинов, так и для больных и искалеченных. Строго соблюдался и дипломатический иммунитет послов, если только они придерживались основных дорог.
Связь между Мехико и отдаленными провинциями поддерживалась с помощью бегунов, которых специально с юности готовили к этой работе. Через каждые две лиги (5,2 мили) располагались почтовые станции, так что информация и посылки могли передаваться очень быстро. Например, к королевскому столу в Мехико регулярно подавалась рыба, выловленная не больше двадцати четырех часов назад в Мексиканском заливе, в двухстах с лишним милях от города. Средняя скорость курьера в горной местности составляла почти десять миль в час.
Доходы государства складывались частью из получаемой дани, частью из собираемых налогов. Налогами в первую очередь облагалась продукция земледелия. Тем не менее существовали налоги и на ремесленные изделия. Прямо в казну поступали доходы с обширных владений, принадлежавших непосредственно короне. Дань с покоренных городов и племен взималась специальными сборщиками налогов, которые в случае неповиновения могли обратиться за силовой поддержкой к местным гарнизонам. А поскольку любого неплательщика можно было арестовать и продать в рабство, вся система была открыта для злоупотреблений. При отсутствии денежной системы расчетов дань вносилась продуктами и вещами, поступавшими в амбары и на склады, расположенные в каждом городском центре, а затем перевозилась в Мехико на спинах носильщиков-тамеме. Приведем детальный список, дающий некоторое представление о том, какой именно дани требовали победители от завоеванных территорий.
«20 ящиков молотого шоколада; 20 деталей доспехов определенного устройства; 2400 нош больших мантий или тканых полотен; 800 нош малых мантий для торжественных одеяний; 5 деталей доспехов, отделанных богатыми перьями; 60 деталей доспехов, отделанных обычными перьями; ящик бобов; ящик чиана; ящик маиса; 8000 стоп бумаги; также 2000 головок очень белой соли, очищенной и отлитой по шаблону, для потребления только высокопоставленными людьми в Мехико; 8000 кусков неочищенного копаля; 400 корзинок белого очищенного копаля; 100 медных топоров; 80 нош красного шоколада; 800 шикар (сосуды, из которых пили шоколад); небольшой сосуд с маленькими кусочками бирюзы; 4 деревянных ящика, полных маиса; 4000 нош лайма; пластинки золота, размером с устрицу и толщиной в палец; 40 мешков кошенили; 20 мешков золотой пыли наилучшего качества; золотая диадема определенного вида; 20 украшений для губ из чистого янтаря, украшенных золотом; 200 нош шоколада; 100 горшков или кувшинов жидкой амбры; 8000 горстей богатых алых перьев; 40 «тигровых» шкур; 1600 тюков хлопка».
Государство ацтеков обладало высокоразвитой законодательной системой. В каждом городе был свой верховный судья, назначаемый короной. Ему подчинялся суд магистрата из трех судей. В сельских районах местные магистраты избирались непосредственно населением, а на уровне родовой общины ответственность за закон и порядок лежала на должностном лице, аналогичном деревенскому констеблю. Коррупция чиновников каралась смертью. Привычка к жестоким религиозным обрядам привела к тому, что смертная казнь служила наказанием за многие преступления — за убийство, даже за убийство раба, за воровство, за изменение границ земельных участков, за обмер, мотовство, даже за пьянство. За менее серьезные проступки грозило рабство. Ни один человек не мог родиться в рабстве, но родители имели право продать своих детей. Сама система рабства, однако, также регулировалась очень точными и конкретными законами, так что жестокость ее не была очевидна в Мехико до конкисты. Как и в средневековой Европе, именно религия поднимала ремесло на уровень искусства, в особенности это касалось искусства строительства из камня. Одним из выдающихся примеров этого искусства является замысловатая резьба большого Календарного Камня. В центральной его части представлены четыре эры разрушения и возрождения мира, мифология более ранних индейских культур, включенная ацтекскими жрецами в собственное религиозное учение. Остальная часть камня в высшей степени информативна: это ясное объяснение того, как жрецы-астрономы пользовались своим солнечным календарем. Деление года на 18 месяцев по 20 дней каждый оставляло свободным короткий месяц из 5 дней, причем все они считались несчастливыми и требовали умилостивительных жертв. Каждым месяцем из 20 дней управлял какой-либо бог или богиня, подобно нашим знакам Зодиака. Дни определялись номером и названием месяца, как и в нашем календаре (например, 15 тосостонтли). Также существовал гадательный цикл из 260 дней, основанный на 13 числах и 20 знаках, повторявшихся сериями (например, 5-й Калли или Дом). Каждый день, таким образом, можно было определить по любой из этих двух систем независимо. Все это было очень сложно, так как гадательный цикл описывался посредством пиктографического письма в тоналаматле — длинной, сложенной полосе амате — бумаги из коры фигового дерева, причем обычно на каждую неделю года отводилось по две «страницы». Такая «книга» служила жрецу служебным справочником, жреческим альманахом, использовавшимся для составления гороскопов; таким образом, она управляла жизнями всех людей.
Каждый год обозначался названием дня в 260-дневном цикле, на который приходилось его начало, и математически это ограничивалось 4 знаками из 20 (то есть Кролик, Тростник, Дом и Кремневый Нож) с соответствующим номером. Номер 1 с одним из перечисленных знаков приходился на первый день года через каждые 13 лет. Как в картах, четыре 13-летние «масти» образовывали «колоду», или «пачку», состоящую из 52 лет. Таким образом, обе системы объединялись, и при двойном исчислении даты с двумя номерами и двумя названиями получалось, снова математически, что полностью дата, то есть все четыре параметра, могла повториться только через 52 года. 52 х 365 дней дает наименьшее общее кратное для чисел 365 и 260. Так, год завершения Календарного Камня был бы записан как 13-й Камыш из 7-й «пачки», или 7-го цикла. Смена одного 52-летнего цикла другим была для ацтеков так же важна, как для нас смена столетий; смерть одной «пачки» и рождение следующей отмечались церемонией Нового Огня.
Моктесума взошел на ацтекский трон в 1503 году. Он был избран из нескольких кандидатов двенадцатью выборщиками, среди которых был Несауальпильи, король могущественного союзного города Тешкоко, стоявшего на другом берегу озера напротив Теночтитлана. Моктесуме тогда было около двадцати трех лет, и он был избран больше за тщательное соблюдение ритуальных церемоний в соответствии с религиозными верованиями мешиков, нежели за свои способности воина. Дело в том, что конец любого 52-летнего цикла, согласно представлениям ацтеков, мог стать концом эры и фактически концом света. Таким образом, выборщики сами вымостили дорогу для вступления Кортеса в Мехико — дорогу к собственной гибели.
Отец Моктесумы, Ашайакатль, умер в 1481 году, это был год 2-й Дом 7-го цикла. Ему наследовал его брат Тисок, бывший прежде военным вождем. Он начал перестройку громадного объединенного храма, посвященного богам войны и дождя — Уицилопочтли и Тлалоку. По его приказу также был сооружен самый большой жертвенный камень, а когда он умер, предположительно отравленный собственными военачальниками, ему наследовал другой брат — Ауицотль. Это произошло в 1486 году, в год 7-й Кролик, и именно Ауицотль закончил строительство большого храма; по его приказу при освящении храма в жертву принесли двадцать тысяч человек.
Жизнь ацтека всегда находилась в полной зависимости от силы его богов, а поскольку человеческое существо являлось самым ценным подарком богам, наиболее «питательной» для них считалась «диета» из человеческих сердец. Война — главная задача государства, а потому наиболее ценны сердца пленников, причем чем отважнее и успешнее сражался плененный воин, тем желательнее будет принесение именно его сердца в дар богам. Но жертв требовалось слишком много — покоренным племенам неизбежно приходилось обеспечивать .постоянную потребность ацтеков в человеческих жертвах. Результатом такой кровавой политики были массовые восстания, особенно в районе Пуэбла, где воинственные племена тлашкала и чолула оказывали ацтекам сильное сопротивление. Все это, вероятно, нравилось Ауицотлю, человеку жестокому и кровожадному, чье воинское мастерство значительно расширило империю ацтеков. В результате Мехико-Теночтитлан разросся до такой степени, что необходима стала постройка нового акведука. Умер Ауицотль от травмы головы, полученной при наблюдении за реконструкцией дамб после катастрофического наводнения 1503 года.
Такова была ситуация, когда его сменил на троне племянник Моктесума: культ человеческих жертвоприношений достиг своей кульминации; при этом племена тлашкала, чолула и другие удерживались в подчинении только силой ацтекского оружия; к тому же конец 52-летнего цикла должен был наступить всего через четыре года. На таком временном отдалении сложно судить, что за человек был Моктесума. Видимо, он не был лишен воинских способностей, так как держал в строгом подчинении завоеванные племена, а после одной из кампаний по усмирению бунтующих оашакцев смог принести в жертву Уицилопочтли примерно двенадцать тысяч пленников. Кроме того, у него определенно не было недостатка в хитрости, ведь он заманил в засаду своих союзников из Тешкоко в отместку за смерть своей сестры, а когда в 1516 году умер их король Несауальпильи, он назначил наследника своей волей, вопреки желанию выборщиков Тешкоко. С политической точки зрения такой силовой ход вряд ли был разумен, он едва не привел к разрыву союзнических отношений. Этот факт обнаруживает ахиллесову пяту империи ацтеков. Военные достижения так и не были преобразованы в административное единство. Таким образом, в отношении Мехико само слово «империя» отчасти неточно. Ацтеки, как и предшествующие им индейские завоеватели Центральной Америки, взимали дань с завоеванных племен, но оставляли их организационно независимыми. Этим и сумел столь успешно воспользоваться Кортес.
Агилар, который, как и Берналь Диас, писал свои записки в конце долгой жизни, будучи уже более сорока лет монахом Доминиканского ордена, так описывает Моктесуму: человек «среднего роста и хрупкого телосложения, с большой головой и несколько плоскими ноздрями. Он был очень хитрым, проницательным и осторожным, образованным и способным, но также очень жестким и вспыльчивым и очень уверенным в своей речи». Берналь Диас дает похожее, но более детальное описание: «Великому Моктесуме было около сорока лет, он был хорошо сложен и строен, и не слишком темен, хотя и с обычным для индейца цветом лица. Он не носил длинных волос, только до ушей, и имел короткую черную бородку, тонкую и хорошей формы. Его лицо было довольно удлиненным и энергичным, с прекрасными глазами; своим видом и манерами он мог выразить добродушие или, когда необходимо, серьезность». Далее он говорит об аккуратности и чистоплотности Моктесумы, о том, что он каждый день принимал ванну, и о том, что у него было множество наложниц; все они были дочерьми вождей, но две из них считались законными женами и сами являлись касиками. Моктесума не практиковал содомии, но его сношения с любой из его жен и наложниц были настолько тайными, что о них знали всего несколько его слуг. Во дворце Моктесумы рядом с его собственными покоями размещался отряд телохранителей из двух сотен вождей, лишь некоторым из которых позволялось с ним говорить; входя в комнату, где находился Моктесума, они обязаны были снимать свои богатые плащи и надевать другие, поскромнее. Они также обязаны были содержать себя в чистоте и ходить босиком, опустив глаза, так как им не разрешалось смотреть Моктесуме в лицо. То же самое относилось ко всем вождям из отдаленных племен-данников, приезжавшим к нему с визитом.
Еду ему подавали две красивые индианки; в холодную погоду разжигали большой очаг и топили его корой сладко пахнущего дерева, а вокруг короля ставили экран с фигурами богов, выполненными золотом. Перед едой четыре красивые девушки приносили ему воду для мытья рук. Когда же Моктесуме подавали маисовые лепешки, очень белые и замешенные на яйцах, на тарелках, покрытых чистыми салфетками, женщины удалялись, и единственными компаньонами его во время трапезы оставались четверо ближайших советников-старейшин — родственники и вожди. «Он говорил с ними время от времени и задавал им вопросы, и в качестве большой милости он иногда предлагал одному из них блюдо наилучшего вкуса... и если он давал им что-нибудь поесть, они ели это стоя, с глубоким почтением и не глядя ему в лицо». Ему подавали множество блюд местной кухни, а чтобы не остыли, помещали их на маленькие глиняные жаровни. Диас упоминает о более чем тридцати блюдах и более чем трехстах тарелках еды. Там была всевозможная птица, индейки, фазаны, местные куропатки, перепела, домашние и дикие утки, а также оленина, мясо дикого кабана, болотная птица, голуби, зайцы и кролики. Еду подавали на красно-черной чолульской керамике, и гвардейцам в соседних комнатах во время трапезы разрешалось разговаривать только шепотом. За едой Моктесума пил шоколад, причем иногда из золотых чашек. Его развлекали шутники и клоуны, иногда даже на ходулях; их приводили из городского района, специально отведенного для уличных артистов. «На стол также ставили три трубки, ярко разукрашенные и золоченые, в них помещали жидкую амбру, смешанную с некоей травой, которую индейцы называют табаком. Когда Моктесума заканчивал трапезу, прекращались пение и танцы и убирались скатерти; он имел обыкновение вдыхать дым из одной из этих трубок. Он занимался этим очень недолго, а потом засыпал». После этого наступал черед трапезы для гвардии и домашних слуг, и «им подавали, должно быть, больше тысячи тарелок пищи и больше двух тысяч кувшинов шоколада, взбитого в пену в мешикском вкусе, и бесчисленное количество фруктов».
Для развлечения у Моктесумы имелся вольер, полный всяческих обитающих в Мексике птиц, от ярко оперенных видов прибрежных топей до высокогорных орлов. Имелся и зоопарк, где, кроме зверья всех видов из его владений, пишет Тапиа, Моктесума «держал мужчин и женщин-монстров, некоторых увечных, карликов или горбунов». Он также описывает еще одно здание, в котором содержалась водяная птица в таких количествах, что уходом за ней было занято шестьсот человек. Существовал даже орнитологический госпиталь для больных птиц, и в этом же здании король держал людей-альбиносов. Все эти здания и вольеры располагались в садах, которые представляли «чудесный вид и требовали множество садовников для ухода за ними. Все было построено из камня и штукатурки; бани, и дорожки, и кладовые, и комнаты вроде беседок, где они танцевали и пели».
Моктесума вступил на престол в неудачное время — впереди уже маячила тень конца 52-летнего цикла. Цикл всегда заканчивался годом 2-й Камыш, а до него оставалось всего четыре года. Поскольку Моктесума в этот момент уже возглавлял жреческое сословие, он очень хорошо знал, насколько неблагоприятны предзнаменования. Еще во время его вступления на престол астрологи начали предсказывать, что конец 7-го цикла станет и концом света, концом 4-й эры — эры Огненного Солнца. После того, что совершал в свое время Ауицотль, жертвоприношение двенадцати тысяч оашакских пленников, возможно, было не слишком сильным средством умилостивить богов в преддверии такой ужасной перспективы, а также убедить свой народ в том, что сделано все возможное для отражения нависшей над ним угрозы конца света. Более того, путешествующие торговцы уже принесли весть о загадочных бородатых людях с белой кожей и кораблями, похожими на крепости. Рассказ о Колумбе и его спутниках, без сомнения, приукрашен в пересказе, и в записанных рисуночным письмом хрониках эти корабли, вероятно, выглядели как настоящие укрепленные острова, поднимающиеся из океанских волн.
В Средние века любой народ был подвержен суевериям, и если испанцы, облаченные в рыцарственные доспехи христианской веры, приписывали каждую победу или спасение от гибели вмешательству Божественного Провидения и шли к победе с именами святых вместо военного клича, то ацтеки, как дети, естественные в своей испорченности, даже выдумывали события, чтобы они удовлетворяли пророчествам. Саагун приводит не менее семи «предзнаменований» конца света; они начинаются в году 12-й Дом (1517) с кометы, «похожей на пылающий колос», и продолжаются вплоть до последнего года цикла: вспыхнул храм Уицилопочтли; еще на один храм «обрушился удар Солнца» — молния; еще одна комета, рассыпая искры, пронеслась по небу в разгар дня; великое озеро в Теночтитлане внезапно вскипело в безветренный день, поднялось без всякой видимой причины и смыло множество домов; ночь за ночью можно было услышать, как плачет какая-то женщина и все повторяет: «Дети мои, мы должны бежать из этого города!»; и наконец, рыбаки поймали в свои сети журавля пепельного цвета с зеркалом в голове, в котором Моктесума, согласно легенде, увидел испанских всадников, скачущих в битву против его воинов.
В результате всех этих «предзнаменований» Мехико и остальной ацтекский мир в растущем ужасе ожидал наступления последних дней 7-го цикла. Все последние дни, пять несчастливых дополнительных дней года, они постились и молились. На пятый день, согласно обычаю, погасили все огни, даже священное пламя на храмовых алтарях; вся домашняя мебель, утварь и украшения, все домашние, семейные боги — все это вышвырнули в озеро, пустые дома чисто вымели, беременных женщин заперли из страха, что они могут превратиться в диких зверей, детей насильно заставили не спать, чтобы они не обернулись крысами.
Когда солнце наконец село, Моктесума в сопровождении жрецов, всех вождей и высших чиновников города поднялся на вершину старого кратера Уишачтекатля — на Звездный Холм, в храм на его вершине, смотрящий сверху вниз на всю долину Мехико. Что это — конец света или начало нового 52-летнего цикла? Напряжение росло невообразимо. В той ночи властвовал страх, собравшаяся огромная толпа ацтеков стояла в благоговейном молчании, не отрывая глаз от маленькой группы астрологов на увенчанной храмом вершине древнего вулкана.
Моктесума должным образом подготовился к этому знаменательному моменту, он велел своим воинам выбрать из захваченных в течение года пленников достойного. Выбрали вождя племени уэхоцинго. Его звали Шиутламин, и теперь этот несчастный стоял в ожидании в комнате идолов вместе со жрецом, в чьи обязанности входило разведение нового огня. Жрецы надели маски тех богов, которым они служили; на платформе на вершине теокали астрологи ожидали момента, когда определенные звезды пересекут меридиан. Темная ночь продолжалась. Катастрофа не разрушила землю. Мир не погиб.
Внезапно среди астрологов произошло какое-то движение. В комнату идолов передали сигнал; пятеро жрецов схватили Шиутламина и бросили его плашмя на жертвенный камень. Одним взмахом обсидианового лезвия жрец вскрыл его грудную клетку, вырвал сердце, а в зияющей ране тут же зажгли новый огонь самым древним способом — вращением деревянного стержня. Наступило мгновение дикой радости. Бегуны запалили факелы от этого единственного огня и понеслись сквозь залитую звездным светом ночь, от деревни к деревне, вновь зажигая алтарное пламя в храмах. Задолго до рассвета праздничные огни озарили всю долину, и в каждом домашнем очаге появился новорожденный огонь. Начался следующий, 8-й цикл, обещавший еще 52 года спокойной жизни, прежде чем возникнет новая угроза и новый страх перед концом света.
Событие это, вне всякого сомнения, произвело на Моктесуму чрезвычайно глубокое впечатление. Владевшее им напряжение было огромно — ведь тень этого момента нависала над ним с самого восшествия на престол. Однако для него все это не кончилось с рождением 8-го цикла. Задачей жреческого сословия в языческом, а значит суеверном, обществе является руководство разумным предвидением событий и такая интерпретация сверхъестественных предзнаменований, которая могла бы подготовить людей к этим событиям, а самими событиями помогла бы управлять или, по крайней мере, влиять на них. Воспитанный для руководства жречеством, Моктесума очень хорошо понимал эти функции, и в то же время сам он был глубоко верен мифологии прошлого; его качества как государственного деятеля затенялись его же религиозными воззрениями, притуплявшими воинские инстинкты.
В последующие годы в столицу регулярно доходили туманные сообщения о людях иной расы — рассказы торговцев, пленников, жителей прибрежной полосы, поддерживавших связь с карибами. Рассказы эти повторялись столь настойчиво, что на них невозможно было не обращать внимания; а Моктесума в силу своего воспитания готов был любой красочный, эмоциональный рассказ крестьянина о каком-то необычном происшествии интерпретировать как дурное предзнаменование. Чувствуя угрозу с востока, он вспомнил древнее пророчество о Кецалькоатле, о том, что этот король-пророк вернется; бледнокожий и бородатый, он вернется с востока, где восходит утренняя звезда. К тому же необычные происшествия действительно имели место — рассыпающая искры комета; молния, ударяющая в крышу маленького храма; странный столб белого дыма, поднявшийся на востоке. Для суеверного сознания, и без того полного дурных предчувствий, эти феномены означали неотвратимую угрозу.
Затем, в год 12-й Дом, четырнадцатый год правления Моктесумы, с побережья прибыли посланцы с более определенными вестями о бородатых белых людях. Пришельцы явились из моря, с укрепленных островов, передвигавшихся по воде сами собой; они принесли оружие, выбрасывающее пламя и дым и убивающее на расстоянии; и они сидели верхом на странных животных, похожих на оленей. Индейское описание дает некоторое представление о том, какое впечатление на воинов Моктесумы произвели лошади:
«Олени» вышли вперед, неся солдат на своих спинах. Солдаты были одеты в хлопковые доспехи. В руках они держали свои кожаные щиты и свои железные копья, но их мечи висели на шеях «оленей». Эти животные носят маленькие колокольчики, они украшены множеством маленьких колокольчиков. Когда «олени» скачут галопом, колокольчики производят громкий звук, звеня и вибрируя. Эти «олени», их называют «лошади», фыркают и ревут. Они очень сильно потеют, пот стекает с их тел ручьями. Пена с их морд капает на землю. Она разбрызгивается большими хлопьями, подобно пене амоле (растение, из которого индейцы изготавливали мыло). Они производят громкий шум, когда бегут; они производят ужасный грохот, как будто камни дождем падают на землю. Еще земля взрывается ямами и шрамами там, где они ставят свои копыта. Она раскрывается, где. бы ни коснулись ее их копыта».
Более того, чужаки требовали золота. На побережье Юкатана высадился Грихальва.