Александр Васильевич Суворов      В молодости Александр Васильевич Суворов получил образование, какое только тогда можно было получить. Отец его, предназначая сына по слабости здоровья к гражданской службе, заставлял учиться наукам и языкам. Однако Суворов-младший принял решение всё же поступить на военную службу. Здесь он продвигался очень медленно: 9 лет был простым солдатом. Прожив так долго вместе с солдатами, он совершенно сроднился с их бытом, привычками, языком, привык к простой жизни, которую не покидал до конца. Позднее Суворов приобрел репутацию отличного кавалерийского офицера, быстрого при рекогносцировке, отважного в битве и хладнокровного в опасности.
      Но для Суворова этого было мало: он видел, как быстро шагают по служебной лестнице любимцы счастья, менее достойные, но умевшие стать на вид, и он решился обратить на себя внимание, заставить заговорить о себе средством, которое, разумеется, лежало уже в его природе. Суворов сделался чудаком, отбросив общепринятые формы приличия, он ничего не делал, как другие люди: говорил отрывисто, какими-то загадочными фразами, употреблял свои особые выражения, кривлялся, делал разные ужимки, ходил припрыгивая. Применяясь к солдатскому быту, он довел до крайности свой спартанский образ жизни: вставая с зарёй, бегал по лагерю в рубашке, кричал петухом, обедал в 8 часов утра, в одежде также не соблюдал общей формы.
      В обращении с подчиненными Суворов создал свою систему: строгий к каждому в исполнении обязанностей, он в то же время не боялся сближаться с солдатами, шутил с ними, забавляя их своими прибаутками. Говоря с подчиненными, он требовал от них находчивости и смелости, ответов быстрых и точных, слово „не знаю“ было строго запрещено. Иногда он обращался он к солдату или офицеру с каким-нибудь странным, нелепым вопросом, и немедленно нужно было отвечать ему такою же нелепостью.
      Суворов достиг своей цели: о нем начали говорить; бесчисленные анекдоты о его проделках дошли до императрицы Екатерины; громадная популярность была приобретена им у солдат, которые видели в Суворове своего. Во время екатерининских войн, в которых Суворов участвовал с таким блеском, он вполне выказал дух своих военных правил: верно рассчитать, где надобно нанести удар, быстрым движением появиться внезапно перед неприятелем, атаковать его смело и решительно. Эти правила он сам обычно выражал тремя словами: глазомер, быстрота, натиск.
      В конце царствования Екатерины Суворов уже был назначен командиром войска, которое должно было идти на помощь Австрии против французов, но смерть императрицы расстроила дело. Преемник ее объявил, что не будет держаться воинственной политики предшествовавшего царствования, и скоро Суворов подвергся сильной опале за медленность в исполнении указов императорских относительно преобразований в войске. Он был отправлен в отставку и находился в своей вотчине, в глуши Новгородской губернии, под присмотром полицейского чиновника. Здесь он проводил свое время за книгами, внимательно следил за политическими событиями, играл с деревенскими мальчишками, по праздникам в церкви читал Апостол, пел на клиросе и звонил в колокола.
      В начале 1799 года Суворов был вновь вызван на службу, чтобы принять начальство над соединенной русско-австрийской армией. Но Суворов со своими правилами - глазомером, быстротою и натиском вовсе не был таким главнокомандующим, который бы понравился в Австрии. Их главнокомандующие не могли действовать по своему глазомеру, они должны были исполнять решения придворного военного совета, состоявшиеся заблаговременно в Вене под влиянием первого министра, Тугута, который считал себя знатоком военного дела, вовсе не будучи им.
      3 апреля Суворов приехал к армии в Верону, 17 числа он перешел реку Адду. Победив французов в трехдневном бою на ее берегах, торжественно вошел в Милан, столицу Цизальпинской республики, покинутую французскими чиновниками и приверженцами Франции. Целуя руку архиепископа миланского, Суворов говорил ему: „Я прислан восстановить древний престол папский и привести народ в послушание монарху его. Помогите мне в святом деле“. Первым распоряжением Суворова в Милане было ниспровержение Цизальпинской республики, что поколебало владычество французов во всей Италии - везде против них поднимался народ. В середине мая был занят Турин, а за полтора месяца почти вся Северная Италия уже была очищена от французов, во власти которых здесь оставались лишь несколько крепостей.
      Французский генерал Моро должен был отойти за Апеннины и расположился в области Генуэзской, но из Южной Италии шел другой французский полководец, Макдональд. Чтоб не дать ему соединиться с Моро, Суворов поспешил к нему навстречу. 6 июня на реке Тидоне Суворов вступил в бой и разбил французов. Отброшенный за реку Тидоне, Макдональд отступил к реке Треббии. Здесь был кровопролитный двухдневный бой, изнуренные зноем итальянского летнего дня, русские едва могли держаться. Генерал Розенберг подъехал к Суворову, чтобы посоветовать ему отступление. Суворов лежал у большого камня. „Попробуйте сдвинуть этот камень – отвечал он Розенбергу на его предложение. - Не можете! Ну так и русские не могут отступить!“
      Французы были отброшены за реку со страшным для них уроном, ночью Макдональд, найдя невозможным дожидаться нового нападения, начал отступление и тем признал себя окончательно побежденным. Покончив с Макдональдом, Суворов узнал о движениях Моро и с такой же быстротой обратился назад против него. Но одно появление армии Суворова заставило Моро отступить без боя.
      От императора Павла Суворов получал награды и рескрипты в самых лестных выражениях. Государь писал, что он изъявляет признательность к великим делам своего подданного, которыми прославляется его царствование. Знаменитый соперник Суворова Моро признавал действия последнего в Италии образцовыми, но недовольны были Тугут и придворный военный совет в Вене. После победы на Треббии победитель был огорчен рескриптом императора Франца, который просил Суворова отказаться от всех предприятий и о всяком важном предположении или действии предварительно доводить до его сведения. Военный придворный совет, с одной стороны, давал Суворову непрошеные уроки в том, что тот сам очень хорошо знал и исполнял, с другой - мешал ему в самых важных распоряжениях. Так, фельдмаршал хотел усилить себя пьемонтским войском и приглашал пьемонтцев собираться под свои национальные знамена и сражаться за свободу отечества и законное национальное правительство, но австрийцы никак не хотели соглашаться на
      это и требовали, чтоб пьемонтцы поступали в австрийские полки, на что те, в свою очередь, не соглашались.
      Австрийцы приписывали успехи Суворова одному слепому счастью, порицали его действия, находя их противоречащими правилам военного искусства. Суворов также не щадил австрийских генералов. Он писал: „Служба их в титлах, амбиции или эгоизме, вредном обществу. Везде гофкригсрат, неискоренимая привычка битым быть... Его римско-императорское величество желает, чтоб, ежели мне завтра баталию давать, я бы отнесся прежде в Вену. Военные обстоятельства мгновенно переменяются, для них нет никогда верного плана. Фортуна летит как молния: не схвати за волосы - уже она не возвратится“.
      Между тем русские с успехом действовали и с другого конца в Италии. Французы недолго жили спокойно в Неаполе, или Парфенопейской республике. На народ наложили такую тяжелую контрибуцию (денежный налог, который должны платить жители завоеванных земель), что он восстал во имя прежнего правительства, все злоупотребления которого забылись при новых бедствиях и несправедливостях. Тогда король Фердинанд прислал для восставших предводителя из Сицилии кардинала Руффо, который был известен больше как солдат, чем как духовное лицо. Лишь только Руффо явился в Калабрию, как тысячи людей начали стекаться к нему, и он образовал ополчение, которое назвал ратью святой Веры. Однако рать святой Веры наполнялась всяким сбродом: беглыми солдатами, преступниками, и потому успех ее везде сопровождался грабежом, насилиями, буйством и развратом.
      Между тем адмирал Ушаков отрядил небольшую эскадру, которая, плывя около берегов, приводила приморские неаполитанские города в повиновение королю Фердинанду; русский капитан-лейтенант Белле высадился на берег с небольшим войском (390 человек) и с этой горстью успел утвердиться в самой середине неаполитанских владений. Руффо соединился с Белле, и русские офицеры по просьбе кардинала обучали его нестройные толпы. После этого союзники решились идти к столице. 2 июня ночью русские пробились в Неаполь. Толпы Руффо с яростью ворвались в город; всю ночь продолжались убийства, грабежи и насилия. Однако республиканцы сопротивлялись еще два дня, и только к вечеру 4-го числа удалось овладеть всем городом. Убийства безоружных, пожары и грабежи продолжались, только с помощью русских кардинал Руффо успел, наконец, восстановить спокойствие в городе, когда уже более 2000 домов было разорено, когда улицы были завалены трупами и залиты кровью.
      15 августа Белле донес Суворову, что неаполитанское владение освобождено от республиканцев. В это время фельдмаршал уже успел одержать новую блистательную и последнюю свою победу. Французское правительство вместо Моро назначило Жубера главнокомандующим французскими войсками, сосредоточенными в Генуэзской области. Жубер поскакал в армию прямо от венца и, прощаясь с молодою женою, сказал ей: „Ты меня увидишь мертвым или победителем“. Жубер расположил свое войско на последних скатах Апеннин, подле городка Нови. Суворов напал на него здесь 4 августа, и французский главнокомандующий был убит в самом начале дела. Моро вновь принял начальство, но не мог спасти своей армии от поражения; победители захватили у него почти всю артиллерию и до 4500 пленных.


      Но в то самое время как Суворов торжествовал над французами в Италии, те под начальством Массены торжествовали над австрийцами в Швейцарии, а между тем союзные дворы составили новый план ведения войны, по которому в Италии должны были оставаться одни австрийские войска, а Суворов должен был двинуться в Швейцарию и соединиться там с русским корпусом, находившимся под начальством генерала Римского-Корсакова. Австрийские же войска, находившиеся под начальством эрцгерцога Карла, по мере вступления русских в Швейцарию должны были постепенно выходить из этой страны. Но эрцгерцог Карл, не дожидаясь Суворова, поспешил вывести свои войска из Швейцарии, тогда как Римский-Корсаков с 24000 войска даже и при содействии 20 000 австрийцев, еще остававшихся в Швейцарии, не мог держаться против 70000 французов. Эрцгерцог хотел и эти 20000 вывести из Швейцарии, как только вступит туда Суворов, но Суворов мог привести с собой только 20000 русских Не имея точных сведений ни о силах неприятельских, ни о местности нового театра войны, положившись во всем на бывших при нем австрийских офицеров генерального штаба, знакомых с местностью, Суворов выбрал путь через перевал Санкт-Готард. В ненастную погоду и при сильном сопротивлении неприятеля русские взобрались на Санкт-Готард с неимоверным усилием, то подсаживая друг друга, то упираясь штыками. Но, взобравшись на гору, нужно было спуститься с нее: при помощи густого тумана русские скатились на французов и обратили их в бегство, однако переход через Готард стоил Суворову 2000 человек. Препятствия и опасности только начинались: нужно было пройти сквозь узкое и низкое отверстие, пробитое в утесах, загораживающих дорогу на правом берегу реки Рейсы, перейти знаменитый Чертов мост - арку, перекинутую с утеса на утес на высоте 75 футов над бездной.
      Преодолевая эти преграды и встречая везде упорное сопротивление от неприятеля, Суворов достиг Альторфа. Но куда идти далее? Дорога, по которой шли до сих пор русские, прекращалась у Люцернского озера; впереди тропинки, в позднее время года доступные только для смелых охотников, привыкших с малолетства карабкаться по громадным утесам и пустынным ледникам. Но Суворов во что бы то ни стало хотел идти к Швицу, где условился соединиться с Корсаковым, и для этого избрал самую трудную тропинку к Муттенской долине. Суворов всё же достигает Муттенской долины и хочет идти далее к Швицу, но тут получает неприятное известие: Корсаков потерпел совершенное поражение при Цюрихе и с огромными потерями отступил к Шафгаузену, а его победитель Массена собирает армию к Швицу, чтоб запереть русским выход из Муттенской долины.
      Массена был твердо уверен, что Суворов со своим 18-тысячным отрядом, окруженный со всех сторон неприятелем, превосходящим его по силам, принужден будет положить оружие. Выезжая из Цюриха, французский главнокомандующий обещал пленным русским офицерам привести к ним через несколько дней Суворова и великого князя Константина Павловича, находившегося при войске.
      Суворов хорошо понимал весь ужас своего положения: на военном совете, собранном 18 сентября, он объявил, что со времен Прута русские войска никогда не были в таком безвыходном положении. „Мы среди гор - говорил он - окружены неприятелем, превосходным в силах: что предпринять нам? Идти назад постыдно: никогда еще не отступал я. Идти вперед к Швицу - невозможно: у Массены больше 60 000, у нас нет и двадцати; к тому же мы без провианта, без артиллерии... помощи ждать не от кого... мы на краю гибели! Одна надежда на всемогущего Бога да на храбрость и самоотвержение моих войск! Мы русские! С нами Бог! Спасите честь России и государя! Спасите сына нашего императора!“ С этими словами старик бросился к ногам великого князя и облился слезами.
      Из толпы генералов первый послышался голос Дерфельдена, который ручался за храбрость и самоотвержение войска, готового безропотно идти всюду, куда поведет великий полководец. На совете принято было мнение великого князя идти к Гларису и пробиться силой, если неприятель преградит дорогу.
      Решение было исполнено. Французы, имея двойной перевес в силах, вместо того чтобы совершенно истребить и забрать всю армию Суворова, как надеялись, сами потерпели совершенное поражение от корпуса генерала Розенберга в Муттенской долине, в то время как Суворов пробивал себе дорогу через долину Кленталь к Гларису. 23 сентября у Глариса собралось все, что оставалось от армии Суворова: изнуренные беспримерным походом, продолжительным голодом, ежедневным боем, оборванные, босые войска были без патронов, почти без артиллерии, большая часть обоза погибла, не было на чем везти раненых. 26 сентября русские вышли из гор, и страшный поход швейцарский кончился.


(материал подготовлен на основе фундаментальных трудов
русских историков Н.М.Карамзина, Н.И.Костомарова,
В.О.Ключевского, С.М.Соловьева, и других...)



   назад