←  История древнего мира

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Галаты на Балканах, в Малой Азии и в Италии

Фотография Стефан Стефан 05.12 2015

В высшей степени знаменательным явлением представляется совпадение войны Пирра в Италии с кельтским нашествием в земли Гема и в Малую Азию. Там, в Италии, греки приступили, наконец, к наступательному движению против Рима, и стали осуществляться самые выспренние надежды, тогда как здесь эллинский мир чуть ли не в совершенной немощи был готов, как кажется, погибнуть от первого стремительного натиска северных варваров. Словно дикая стихийная сила вторглись они в его высокоцивилизованные области, разорвали искусственно перепутанные нити крайне возбужденной политики и грозили грубой силой сокрушить все общественные условия.

Какая, однако, разница оказалась в исходе, в последствиях той и этой борьбы. Там ни величайший полководец, ни самое испытанное войско не в состоянии были одержать прочную победу над демонской силой римского духа; немощно опустилась рука, дерзнувшая нанести ему удар; столкновение с ним причинило как бы истощение и страх смерти; от его взора медузы пошатнулся и стал распадаться греческий мир и, как бы пораженный ужасом, он умер в немощных судорогах.

Причиненная галльскими ордами гибель была, казалось, внезапнее, страшнее, неизбежнее; они вторглись в эллинский мир в такое время, когда там все находилось в сильнейшем разладе и смятении. Престарелого Селевка, победившего Лисимаха, убил Птолемей Керавн; лишившись египетского царства, которое отец по пристрастию и расчету передал его младшему брату, Керавн задумал возместить эту утрату двойным венцом – Фракии и Македонии. Антиох выслал, правда, войска, с тем чтобы отомстить за смерть отца и спасти его завоевание; но явился Антигон Гонат, с тем чтобы с оружием в руках предъявить свои старейшие права на Македонию. Но молодой египетский царь в своих же интересах, с тем чтобы удалить брата, желал закрепить за ним его новые приобретения. Спарта, войдя в соглашение с Египтом, восстала и с обычным воззванием к свободе побудила эллинов изгнать гарнизоны и тиранов, при посредстве которых Антигон удерживал за собой города; она напала на этолян, союзников Антигона; тем временем Птолемей с помощью флота восставшей за свою свободу Гераклеи одержал на море победу над Антигоном, а союзный с ним вифинский царь, напав врасплох на Антиоха, уничтожил его войско1. Это было летом 280 года. Казалось, будто здесь, в Элладе, в Македонии, на всем протяжении эллинского мира еще раз все готово было подвергнуться перевороту. Пока Пирр проникал в Италию, в то же время четыре ахейских города решились на первые попытки к свободе2. Египет напал на южную Сирию в царстве Селевкидов3, и владычество Антиоха в Малой Азии пошатнулось. Мало того, гераклеоты спешили воспользоваться вифинским междоусобием4, а эллинские города Малой Азии, которые поработил царь Лисимах, надеялись с падением его вновь добиться свободы. Однако Селевкид не уступал ни пяди той власти, какой пользовался над ними Лисимах; тем еще равностнее пытались они восстановить свободу, за которую торжественно поручился им Александр Великий. Македония скорее всего могла бы подать помощь; но, помышляя лишь о своем владычестве, Птолемей Керавн напал на дарданцев и на сына Лисимаха – на претендента его престола5; всюду царило смутное треволнение.

Тут-то как раз и нахлынули кельты. Мы изложим здесь эти события лишь настолько, насколько окажется необходимым для понимания дальнейших происшествий. Еще в конце 280 года кельты победили и убили Птолемея; они наводнили Македонию, самым ужасным образом опустошали селения. Вскоре не стало никакого порядка: Птолемеев брат Мелеагр по неспособности был свергнут по прошествии двух месяцев; возведенный на престол племянник царя Кассандра Антипатр также не был в состоянии помочь беде. Устранив его6, Сосфен собрал наконец вокруг себя войско; едва успел он очистить край, как летом 279 г. вновь появилась другая страшнейшая орда под предводительством Бренна; одна толпа в стране дарданцев отделилась от всей массы, с тем чтобы под начальством Лутария и Леоннария напасть на Фракию и Византии; главная ватага нагрянула на Македонию. Сосфен оборонялся по мере возможности. Вновь опустошив разоренный уже край, дикие толпы через Фессалию нахлынули на Грецию. Греческое войско собралось, правда, в Фермопилах; однако Спарта не выслала ни одного отряда на помощь и отказалась заключить перемирие с мессенцами, так что и они тоже не могли выступить; опасаясь Спарты, аркадцы также не решились принять участие в обороне7; пелопоннесцы говорили, что у варваров нет судов для переправы к ним, а перешеек они успеют преградить окопами. Вследствие этого из всего Пелопоннеса не прибыло никакого войска, ни даже из городов, в которых все еще стояли Антигоновы гарнизоны или властвовали преданные ему тираны; отряды явились только из непосредственно угрожаемых областей, из Беотии, Фокиды, Опунта, из Мегары, Афин и от этолян; царь Антиох прислал 500 воинов, Антигон столько же; он, как видно, с разумной предусмотрительностью берег свои силы.

Кельты на самом деле встретили отпор в Фермопилах; одна из их шаек, проникнув в Этолию, была уничтожена этолянами и прибывшими на помощь из Патров ахейцами. Когда же, наконец, вследствие измены кельты прошли через Фермопилы и проникли далее, то потерпели дельфийское поражение; сам Бренн пал. Они, однако, не были уничтожены; им преградили только дальнейший путь. Обремененные добычей, они отступили; одни отправились в Галлию, а другие, кордисты, под предводительством Бафаната расселились по Дунаю, откуда прибыли8; некоторые из них засели в злополучной Македонии. Сосфен умер; три претендента одновременно заявили свои права на престол, а в Кассандрии явился тираном Аполлодор. Истребляя трибаллов, Гетское царство Дромихета, самая опасная толпа кельтов под начальством Комонтория проникла во Фракию. Там ужасно свирепствовали уже 20 000 человек с Леоннарием и Лутарием во главе; они собирали контрибуцию с приморских городов, даже укрепленный Византии заплатил им дань. Лисимахия была взята. Затем они обратили взоры на богатое азиатское побережье по ту сторону Геллеспонта и стали порываться туда; они требовали, чтобы наместник Антиоха Антипатр дал им средства переправы; переговоры затянулись, и, наскучив ожиданием, Леоннарий с одним из отрядов вновь напал на Византий, а Лутарий тем временем захватил пять кораблей, которые Антипатр под предлогом посольства прислал для наблюдений за варварами. На этих судах он переправил своих людей9, нагрянул прежде всего на Илион, который должен был служить ему разбойничьим убежищем. Вскоре он покинул это неукрепленное место10, затем начал нападать на города Азии. Комонторий же утвердил свое владычество по обе стороны Гема, а именно царство Тилиса, прозванное по его замку в горах.

Нам мало известны в их главных чертах отношения, существовавшие в то же время между Антигоном и Антиохом. Во всяком случае, ни тот, ни другой не думал отказаться от обильной претендентами, но при всем том лишенной владетеля страны – от Македонии и Фракии. Но сирийскому царю помешала главным образом Вифиния. Лишившись войска после нападения 280 года, он снарядил новый отряд против Никомеда, который поспешил воспользоваться пособием гераклеотов, уступив им Тиос, Киер и Финскую область. В финском крае власть захватил брат его Зипет; когда явились гераклеоты, с тем чтобы вступить во владение, то он их разбил11; ему достались также остальные части Вифинии. Никомеду пришлось прибегнуть к иным средствам, чтобы не лишиться всего.

Между тем пал Птолемей Керавн, союзник Никомеда и гераклеотов; кельты наводнили Македонию во второй раз, Фракия находилась уже во власти Леоннария и Лутария. Можно ли предположить, чтобы Антиох покусился занять прибрежья Фракии? Ведь в наступившую затем весну (278 г.) это был тот самый стратег азиатского поморья, который вступил в переговоры с Лутарием; на европейском же берегу не было и следа сирийского гарнизона. Однако Мемнон заявляет: «В то самое время (когда воевали из-за Финской области) вспыхнула12 также борьба между Антигоном и Антиохом; тот и другой снарядили значительные войска, и война длилась довольно долго; союзником Антигона был царь Никомед, а к Антиоху пристало много других. Прежде своего столкновения с Антигоном Антиох напал на Никомеда; однако тот собрал военные силы частью из разных мест, частью послал за помощью к гераклеотам и получил от них 13 триер; он выставил их вместе со своим флотом против Антиоха. Простояв некоторое время друг против друга, оба флота, не решившись вступить в бой, разошлись. Вскоре после того Никомед навербовал кельтских наемников». Ведь сирийский флот не смог принудить вифинцев вступить в бой; а это для него равнялось поражению.

Ливий сообщает: «Никомед вывел из Византия Леоннария с его ордами и присоединил их к наемникам Лутария; тогда наконец побежден был Зипет в Финской области»13. Хронологическая связь этой борьбы неясна; во всяком случае кельты из окрестностей Византия переправились в Азию после лета 278 г.14, вероятно, лишь весной 277 г. Следовательно, до этого времени сирийский и вифинский флоты стояли в бездействии друг против друга; когда кельты проникли в Фессалию, то довольно долго длившаяся борьба между Антигоном и Антиохом не повела еще к решительному столкновению. Понятно, отчего Антигон в ноябре 279 г. послал к Фермопилам всего только 500 человек; армия Антиоха находилась довольно близко оттуда, и он послал столько же. Эти небольшие отряды сражались там все еще друг с другом.

Таким образом, факты понемногу выясняются. Лишь, после того как кельты отхлынули из Эллады, весной 278 г. началась, собственно, борьба между Антиохом и Антигоном. Это, надо полагать, была морская война; Антиоху надлежало преградить неприятельскому флоту путь в Македонию; ему необходимо было сосредоточить здесь все силы, какими позволяли располагать волнения в сирийской области; понятно, что часть флота, какую можно было выслать против Никомеда, была слишком слаба для того, чтобы отважиться на битву. О дальнейшем ходе войны из-за Македонии не имеется никаких известий; однако первая морская битва, как кажется, была решена в пользу Антигона15. Война, как гласит единичное, но достоверное известие, велась в Азии16. Во всяком случае, Антигон вслед затем явился с блестящим флотом поблизости от Лисимахии. Сюда прибыли к нему послы кельтов от Комонтория17, с тем чтобы предложить ему торговый договор; он великолепно угостил их, показал им свой флот, свое войско, своих слонов; несмотря на то что они видели, желая получить добычу, они все- таки нагрянули; они застали лагерь покинутым и разграбили его; потом подошли к берегу с целью завладеть также кораблями; однако гребцы с кораблей и часть воинов, спасшихся с женами и детьми на судах, кинулись на нападавших и перебили их. Затем подоспел Антигон с войском и довершил их поражение18. Это был самый блестящий боевой подвиг, имя Антигона прославилось, даже варвары стали бояться его19.

Теперь он мог направиться в Македонию. О претендентах Птолемее и Арридее и помину более не было; однако там все еще держался племянник Кассандра Антипатр. Антигон присоединил к себе наемных кельтов под начальством Бидория; это была, вероятно, толпа, которая, вернувшись из Дельф, осталась в Македонии и предпочла поступить к нему в наем, тем более что ее напугала участь собратьев на морском берегу; 9000 воинов подрядились по одному золотому с души и потребовали заложников. Антипатр вскоре был разбит; но тогда варвары стали требовать такую же плату за каждую из жен и за каждого из детей. Не время было теперь вновь рисковать всеми только что достигнутыми успехами, ни также обнаружить перед варварами уступчивую слабость; дикая орда с угрозами двинулась уже в путь. Антигон отправил за ними гонцов и велел прислать вождей для получения денег; когда они прибыли, то он сказал, что отпустит их только тогда, когда возвратят его заложников и примут плату по золотому на воина20. Таким путем Антигон избег опасности. До наступления половины лета 277 г. Македония перешла уже в его власть21.

Следуя успешному примеру Антигона, Никомед вызвал кельтов Леоннария из Византия и подрядил их вместе с шайками Лутария. По договору с семнадцатью князьями значилось: «Они во всякое время обязаны служить ему и его наследникам верой и правдой, ни к кому не поступать на службу без согласия Никомеда, иметь с ним одних и тех же друзей и врагов и в особенности быть готовыми оказать помощь византийцам, гераклеотам, халкедонянам, тианцам, киеранцам и некоторым другим»22. Их было более 20 000 воинов; первую войну они повели с Зипетом, который недавно разбил гераклеотов в Финской области, за которого вообще восстала большая часть Вифинии. Он был разбит, Вифинская страна вся перешла во власть Никомеда, обещанное побережье было передано гераклеотам, движимое имущество побежденных досталось в добычу варварам23.

Ни Ливий, ни Мемнон не упоминают о том, что Никомед с этими галатами, как недавно еще предполагалось, воевал с Антиохом; оба писателя, напротив того, сообщают, что тотчас же после вифинской войны галаты стали совершать свои опустошительные набеги в Азии, они навели ужас на весь край в пределах Тавра, разбились в Малой Азии на шайки с целью грабежей, так что трокмы взяли на свою долю берега Геллеспонта, толистобои – Эолию и Ионию, а тектосаги – внутренние области. Судя по некоторым сохранившимся известиям, набеги их простирались до Эфеса24 и Милета25, до Фемисония на карийской границе26.

Мы не знаем, чем кончилась борьба Антиоха с Никомедом; во всяком случае, судя по всему вышесказанному, невероятно, чтобы после войны с Зипетом кельты ратовали еще также против сирийского царя за Никомеда. Упоминается, между прочим, битва, в которой Антиох разбил кельтов27; если бы они в это время сражались на вифинской службе, то от такого поражения это маленькое царство, несомненно, пало бы окончательно. Упоминается, однако, о том, что в Азии Антигон и вифинский царь вели борьбу против кельтов28. Не подлежит сомнению, что они восстали против того, с кем недавно лишь заключили союз; они в это время, вероятно, и стали требовать, чтобы им уступили особую область. Антигон же был союзником Никомеда; после одержанной над сирийским флотом победы он также пользовался владением в Азии и, между прочим, распоряжался в Питане29; его спасительное влияние простиралось, как кажется, до Карий; книдяне соорудили в честь «радушного героя Антигона» святилище с ристалищем, с каруселью и фимелой для мусических состязаний и в священной роще изображение играющего на сиринге Пана.

Борьба завершилась тем, что галаты заняли часть вифинской и несколько северных полос Фригийской области по направлению к Галису30. Все, как надо полагать, согласились между собой искупить наконец добровольными уступками спокойствие, которое все-таки не успели восстановить. С тем чтобы достичь этой цели, Антиох и тогда уже, а может быть, даже прежде того, признал царя вифинского, отказался от своих прав на Гераклею и Македонию; не подлежит сомнению, что по поводу этого мира31 он помолвил свою сестру Филу за Антигона32, который, вероятно, возвратил все, что приобрел по ту сторону Геллеспонта, а именно Карию, как кажется, с условием признать и гарантировать свободу и права тамошних эллинских городов33. Неизвестно, было ли что-нибудь постановлено также относительно права на фригийские берега, которыми, по-видимому, пытался уже завладеть Комонторий, основатель кельтского царства Тилиса34.

 

 

 

...Антиох начал свое царствование с величайшими притязаниями; его престарелый отец после побед над Лисимахом (летом 281 г.) передал ему владычество над землями от Геллеспонта до Инда и до Чермного моря; потом он был убит. Двойной долг – отмстить за отца и отстоять право на Македонию и Фракию – побудил Антиоха вступить в борьбу с Птолемеем Керавном. Однако мятежи и опасности со всех сторон тормозили его; в Малой Азии Гераклея, соединившись с Византием, Халкедоном, с Митридатом Понтийским, упорно отстаивала свою независимость; город отправил даже войско на помощь Птолемею; вифинский царь был одинаково заинтересован и тем и другим. Флот Гераклеи в особенности был значительный; город имел пентеры, гексеры, даже одну октеру больших размеров, на которой было 1600 гребцов. Эллинские города от Геллеспонта и до Родосского пролива также взволновались; когда подходил Селевк, то в них, правда, восстали его приверженцы, с тем чтобы избавиться от гнетущего господства Лисимаха; однако надежды их не осуществились: о восстановлении свободы, какую даровали им Александр Великий и Антигон и помину не было148; с той поры как набег кельтов стал грозить все большей опасностью, они вынуждены были помимо других податей собирать еще налог для войны с кельтами149. Мы видели, что Никомед, защищаясь от Зипета, призвал кельтов в Азию и взял их внаем. Отчего бы городам за те деньги, которые они для охраны от кельтов уплачивали сирийскому царю, самим по примеру Никомеда не нанять их же, с тем чтобы восстановить свою автономию? Впоследствии, как оказывается, по крайней мере, важнейшие из них – Эфес, Смирна, Милет – и соседние острова частью отстояли свою свободу, частью вновь добились ее. Филетер Тианский, присвоив себе крепость Пергам и 9000 талантов, данных ему Лисимахом на сохранение, стал независимым династом, хотя и старался угождать царю Антиоху; а Эвмен в Амастриде управлял также самостоятельно150. Только об этих местах и дошли до нас случайные известия; впрочем, в Малой Азии было немного городов и областей, в которых в конце 279 г. Антиох властвовал на самом деле. Он не был в состоянии отправить туда значительные войска; царь и без того был крайне занят в родном краю.

В Селевкидовой области его стесняли мятежники и узурпаторы151; мы не знаем, распространялись ли восстания далее на восток, например в Арию, где и прежде уже приходилось подавлять сильные мятежи152. Египетский царь нанес самый тяжкий удар Антиоху (280 г.); Птолемей II отнял у него те южные области Сирии, которых так долго добивался Селевк, овладел даже Дамаском153. Он основывал свое право на договоре, который прежде битвы при Ипсе заключили между собой Птолемей I и Селевк, и в силу которого за содействие в борьбе со старшим Антигоном египетский царь и получил во владение именно эту область Антигонова царства; впоследствии, однако, другим договором тогдашних царей те же самые области, не спросившись Египта, присуждены были Селевку. Помимо этой законной претензии Филадельф надеялся отстоять свой захват, опираясь главным образом на преданность палестинских сирийцев. Не говоря о непосредственной громадной прибыли, какой, обладая этой областью, пользовался Лагид, его нападение было выгодно еще более тем, что старший его брат, не встречая препятствий со стороны подвергавшегося опасности Антиоха, в состоянии был занять Македонию и таким путем получил достаточное вознаграждение за Египет; а иначе он едва ли беспрепятственно предоставил бы египетский престол младшему брату Филадельфу.

Благодаря быстрому поражению Птолемея Керавна вновь ожили надежды Антиоха на Македонию и Фракию; в самый разгар галльского набега он воевал с Антигоном из-за никому не принадлежавшей страны, но тщетно; Гераклея и Вифиния были против него; он нигде не имел успеха. Дикие орды появились, наконец, даже на азиатской земле; недолго прослужив у Никомеда, они потом, грабя и опустошая, неудержимо стали проникать в богатые области Малой Азии; чрезмерная добыча154 привлекла туда новые толпы; нельзя было предвидеть, куда хлынет неудержимый поток, после того как край по эту сторону Тавра будет разграблен. Хотя Никомед и некоторые приморские эллинские города и надеялись воспользоваться ими с целью добиться независимости; однако бедствие дошло теперь до крайности, и все убедились, что спасение зависело единственно от великого Селевкова царства, а потому все готовы были заключить мир с Антиохом. Но и сам Антиох понял, что нельзя долее поддерживать политику отца в отношении греческих городов в Малой Азии и тамошних династов, что даже обладание южной Сирией и восточными сатрапиями не так важно, как необходимость удержать во власти Сирии или хоть под ее влиянием полуостров, составляющий как бы мост из Азии в Европу.

Для спасения Малой Азии прежде всего следовало отразить ужасных галлов. Для этого, как мы уже догадывались, и был заключен мир с Никомедом и Антигоном155; эллинским городам дана была свобода и автономия, которой они добивались156; с Египтом после удачной битвы, как кажется, тоже был заключен мир157. Сам царь отправился в Малую Азию, чтобы всеми своими силами сразиться с варварами.

Блестящее описание битвы – вот все, что дошло до нас от этой галатской войны. «Превосходя числом войск, – сказано там, – галаты выстроились против царя, их плотная фаланга состояла из двадцати четырех рядов вглубь, передние шеренги были в медных латах, на каждом из флангов стояло по десяти тысяч всадников; из центра боевой линии готовы были ринуться восемьдесят четырехконных, вооруженных косами, и вдвое против того двухконных боевых колесниц. Царь упал было духом в виду таких грозных неприятельских сил; он едва успел наскоро снарядиться, большая часть его слабого войска состояла из пельтастов и легковооруженных воинов. Он хотел уже вступить в переговоры; однако Теодот из Родоса ободрил его и начертал план битвы, по которому 16 слонов, которых царь привел с собой, должны решить дело. План вполне удался: не видав никогда слонов, неприятельские лошади испугались, обратились в неистовое бегство и произвели совершенный беспорядок в своих рядах. Поражение варваров было полное. Почти все, кто не был убит из галатов, достались во власть победителя; немногие лишь спаслись в горах. Окружавшие царя македоняне затянули победную песнь, увенчали его, восторженными кликами приветствовали славного победителя. Он со слезами на глазах сказал: “Не стыдно ли, что нашим спасением мы одолжены этим шестнадцати животным!” На победном памятнике он велел вырезать одно лишь изображение слона»158.

В этом описании не обошлось, как видно, без прикрас; если, впрочем, на многих монетах царя изображение слона вычеканено в память именно этой битвы, то надо полагать, что победа была значительная159. Галлы не были, конечно, уничтожены и изгнаны из Азии160, однако теперь можно было надеяться надолго избавиться от них, обеспечить себя от набегов. Здесь, может быть, мы в состоянии будем объяснить одно топографическое явление странного свойства. На западной и южной стороне Галатской области встречается ряд местностей, население которых частью еще в римскую эпоху называлось преимущественно македонским, и, по некоторым известиям, состояло частью из водворенных здесь македонян. Судя по всему, некоторые из этих мест были расположены в самых важных в военном отношении позициях того же округа; и действительно, они господствовали над путями, ведущими из Фригии к богатым городам приморских областей161. Во всем распределении этих городов явно обнаруживается предначертанная цель; хотя некоторые места, вроде Докимея, Аполлонии в Писидии и т. п. были, пожалуй, и прежде основаны, однако пока набеги галатов не угрожали то и дело тем богатым приморским областям, до тех пор не было никакой надобности в подобном непрерывном ряде постов; и только поясом укрепленных городов можно было надолго оградиться от их опустошительных набегов. Последствием великой одержанной Антиохом победы было, как кажется, то, что галаты, считавшие весь полуостров как бы преданным им на разграбление, были оттиснуты во внутренние области. Надо полагать, что Никомед из Вифинии условился с Антиохом касательно мер, какие следовало принять. Варвары утвердились уже в области между источниками Сангария и Галиса; пришлось смириться с тем, чтобы по возможности ограничить их этим округом. Нельзя сказать, чтобы они спокойно и мирно сидели тут; мы не раз еще повстречаем их то в набегах, то в качестве наемников; даже сами сирийские цари старались отделаться от них дарами162. Однако благодаря описанной победе и упомянутым зарубежным укреплениям, беда на первых порах была устранена, прекрасные цветущие страны по ту сторону Тавра были в безопасности163.

Было бы поучительно знать, где и когда одержана была сказанная победа над галатами; но наши источники умалчивают об этом164.

 

 

 

После столь продолжительных и ужасных войн, расстроивших именно в Малой Азии всякий порядок и вновь разнуздавших дикие орды галатов, всеобщий мир не мог долго продержаться, тем еще более, что установленные вновь отношения оказались несостоятельными. Селевк уступил своему брату область до Тавра; однако Фригия была еще во власти Митридата, и сохранилось известие, что Антиох прошел по Великой Фригии, вымогая дань у ее жителей12, вероятно, с помощью и с содействием галатов, сделавшихся из наемников его союзниками. Положение этого края по эту сторону Тавра было поистине ужасное. Тот, кому Селевк должен был уступить его по мирному договору, употребил во зло свое законное право, для того чтобы призвать дикие орды галатов на новые грабежи. Надеясь на договор, Селевк отправился на Восток; однако и он также подвергался великой опасности, если жители Антиохии станут действовать заодно с галатами. Вернувшись поспешно с Востока, Селевк был сильно занят на берегу Оронта, а потому, желая удержать, по крайней мере, Антиоха и его галатов в Малой Азии, он сделал значительные уступки пергамскому династу, который один только обладал крепостями и был в состоянии воевать с варварами.

В наших скудных известиях вовсе не упоминается о заключении упомянутого договора, а об условиях его и подавно. Зато в них говорится о «победе, одержанной Атталом над галатами», а именно «близ Пергама», о «великой битве, вследствие которой Аттал принял царский венец». Этот царь достиг высшей славы благодаря тому, что «принудил галатов покинуть область и удалиться внутрь Малой Азии»; когда подходил грозный враг, как гласит предание, то войска его оробели; однако он успел ободрить их благоприятными предзнаменованиями во время жертвоприношения и одержал блистательную победу13.

По множеству известий, сообщаемых двумя древними писателями, можно судить о том, как прославлялась эта победа, как хорошо постигалось ее значение; память о ней была увековечена многими надписями и художественными произведениями14. Современные нам исследователи успели открыть великолепные остатки большого пергамского монумента, изображающего борьбу и победу, одержанную богами над исполинами; эти остатки доныне служат как бы отрадным отголоском торжеств, прославивших победителей.

Мы знаем, что Аттал одержал еще несколько побед над галатами15: переходя, таким образом, от одного торжества к другому, он очистил от неприятеля страну и расширил свое царство. Открытые в последних пергамских раскопках надписи также извещают нас о разных победах16. Одна из этих надписей особенно интересна; в ней значится, что «Эпиген, вожди и стратеги, принявшие участие в битве», посвятили богам статую царя17. Судя по способу изложения в этой надписи, надо предполагать, что Эпиген не принадлежал к «соплеменникам и стратегам»; это был, вероятно, тот самый Эпиген, который вскоре после того играл важную и почетную роль в истории двора Селевкидов; он был послан Селевком II в Пергам, с тем чтобы заключить упомянутый выше договор.

Приходится не раз упоминать о том, что наши источники снабжают нас весьма скудными известиями. Попытки связать рассеянные сведения в одно стройное целое оказываются крайне неудачными; они обнаруживают лишь темные пятна, скрывающие от нас действительную связь событий; мы, по крайней мере, можем себе дать отчет о пробелах в предании и судить таким образом приблизительно о размерах исчезнувших фактов. Случается, что находящиеся в нашем распоряжении, почти всегда краткие и нередко случайные сведения представляют содержащие в них немногие данные в надлежащем порядке, даже в прагматическом и систематическом виде, как будто факты следовали один за другим без перерыва; в таком случае для исторической критики открывается еще больше затруднений, если только она не одержима слепым доверием людей, для которых такие подложные известия составляют историю, всю историю эпохи.

По надписям достоверно то, что Аттал одержал победу над «Антиохом и галатами»; по другим указаниям не подлежит сомнению, что Антиох не подчинился тотчас же своим противникам, а продолжал борьбу со своим братом Селевком II. Находилась ли эта борьба в связи с той, которую он вел с Атталом, и какого рода была эта связь – все это покрыто мраком неизвестности.

Антиох, как сообщают вслед за известием о его грабежах во Фригии, отправил своих полководцев против Селевка; он опасался, однако, измены со стороны своих галльских наемников и спасся бегством с некоторыми из своих спутников в Магнесию; поддержанный войсками Птолемея, он на другой же день одержал победу; потом женился на дочери Зиелы18. Как ни отрывочны эти указания хронографа, однако тут, как кажется, следует поместить известие об упомянутом выше союзе между Антиохом Гиераксом и царицей Стратоникой.

Из истории этой войны между братьями Селевкидами дошел до нас подробный отрывок: Антиох Гиеракс отпал от своего брата Селевка; он бежал (следовательно, после понесенного поражения) в Месопотамию, оттуда вернулся через горы в Армению, где его приютил состоявший с ним в дружбе Аршам. Полководцы Селевка Ахай и часто упоминаемый сын его Андромах ревностно преследовали его с большим войском. Раненный, наконец, в новой битве, Антиох бежал по спуску горы; рассеянные рати его расположились беспорядочным лагерем. Антиох распустил слух, будто он пал. Ночью он занял некоторые ущелья, а тем временем от войска отправилось посольство в лагерь противника, чтобы испросить труп царя для погребения и предложить сдачу разбитой армии. Андромах разрешил послам искать не найденный еще труп; затем отправил 4000 человек принять оружие у разбитых отрядов и их самих. Однако как только они подошли к горам, Антиох напал на них из своей засады и большей частью перебил их; он опять явился в царском облачении, чтобы показать, что он остался в живых и победителем19. Этот подробный рассказ дает возможность бросить взгляд в самую суть событий. Если разбитый Антиох отступил в Месопотамию и далее через Армянские горы, то он на горе Тавра потерпел от брата поражение; Селевк поэтому напал на него с запада – со стороны Оронта и прогнал его на восток через Евфрат. Итак, Антиоху не удалось преградить путь внезапно возвратившемуся с парфянской войны Селевку, так что последний успел покорить Антиохию и захватить в плен Стратонику. Надо полагать, что посланные Антиохом полководцы были отправлены именно для поддержки возбужденного Стратоникой мятежа в Антиохии, но были побеждены вместе с городом. Сам Антиох прибыл, вероятно, уже после; тут-то ему и был прегражден путь через проходы Исса (если бы он перешел в этом месте, то был бы отброшен в Киликию); затем ему осталось лишь пройти из опустошенной Фригии через Каппадокию; потом он, вероятно, вниз по Евфрату двинулся против Селевка, там и понес вышеупомянутое поражение; благодаря известной уже нам военной хитрости он в Армении стал опять твердой ногой, имея в виду вновь попытать счастья в борьбе с братом.

Итак, поражение Антиоха следует отнести к 235 году20. Он, без сомнения, вел свою войну большей частью с помощью наемных галатов. Продолжая воевать против галатов, пергамский царь все более и более расширял свои владения, а братья в то же время вели эту ужасную борьбу «на взаимную пагубу»21. Антиох всеми силами напал, хотя и не быстро, на Сирию с тем, чтобы в связи со Стратоникой воспользоваться отсутствием брата; однако на его стороне были Каппадокия, Армения; даже после поражения для него открыто было сообщение с внутренним краем Малой Азии, а из Каппадокии он всегда мог привлечь для дальнейшей борьбы новые орды галатов. Не подлежит сомнению, что Египет, хотя вначале лишь тайком, но поддерживал его субсидиями; Лагид был слишком заинтересован тем, чтобы сирийский царь вследствие новых утрат на западе лишился тех выгод, какими он пользовался благодаря обеспеченному владычеству над Мидией, Персией и устьями Евфрата. Когда Антиох оказался в затруднительном положении, то, несмотря на не истекший еще срок десятилетнего перемирия, Египет открыто вмешался в борьбу.

И действительно, Антиох даже после своего удачного нападения был в состоянии поддержать кампанию. Мы узнаем, что «вновь побежденный, он изнемог от многодневного бегства и прибыл, наконец, к своему тестю царю Каппадокии Ариамену, сначала дружелюбно принявшему его; потом Антиох, узнав о замышляемых против него кознях, бежал далее»22. Войско Селевка преследовало его; испугавшись приближения победителя, каппадокийский царь хотел, вероятно, изменой искупить участие, какое он до сих пор принимал в предприятии своего зятя. Селевк погнался за беглецом. По словам вышеупомянутого хронографа, Антиох, опасаясь измены галлов, бежал в Магнесию «к своему врагу Птолемею», чей гарнизон находился в этом городе, как говорит Юстин23. Эфес как средоточие владычества Лагидов на этом берегу находился довольно близко, так что оттуда скоро могло подоспеть подкрепление. Это преследование вплоть до Магнесии было, вероятно, со стороны Египта признано нарушением египетских владений, а следовательно, также и мира; Лагид воспользовался этим предлогом якобы с целью вступиться за Антиоха, но на самом деле с тем, чтобы вновь проникнуть в Сирию, – а Селевкия при устье Оронта была все еще во власти Лагидов24.

Судя по нашему изложению, видно, что в этот момент борьбы каждый из воюющих царей помышлял лишь о том, как бы мирным путем предупредить дальнейшую опасность. Когда Египет, владея все еще Селевкией, вмешался в дело и стал угрожать только что покоренной Антиохии, то у Селевка не было желания подвергаться долее превратностям войны; Птолемей опасался, как бы помимо мелких приморских областей против него не вооружился столь быстро усилившийся пергамский царь; Антиох же после понесенных им громадных утрат удовольствовался тем, что мог получить, по крайней мере, опять Лидию. Судя по совершившимся впоследствии событиям, не подлежит сомнению, что прежнее десятилетнее перемирие между Сирией и Египтом перешло окончательно в мир; и весьма вероятно, что он был заключен именно в это время25. Приморская Селевкия осталась, конечно, во власти египтян; Селевк, как кажется, был вознагражден за то известными уступками на северной границе Сирии; Аршам Армянский, по крайней мере, обязан был платить ему дань26. Неизвестно, понесла ли какую-нибудь утрату Каппадокия, и вообще вся разверстка владений в Малой Азии была в высшей степени сбивчива. Достоверно только то, что Лидия предоставлена была Антиоху Гиераксу27.

Египет недаром поддержал такой выгодный мир; всегда готовый, впрочем, взяться за оружие Лагид, жаждая покоя, стал теперь все более и более склоняться к миру28; он, как видно, поддерживал впоследствии дружеские сношения с царем Антиохии; Птолемей даже отправил туда весьма уважаемый священный образ Исиды. Сам Селевк, как кажется, ревностно воспользовался мирным временем; в Антиохии он построил совершенно новый квартал по берегу реки, и ему, вероятно, следует приписать водворение в нем этолян, эвбейцев, критян, что после событий, совершившихся по возвращении царя с Востока, оказалось весьма целесообразным29.

Антиох Гиеракс, напротив того, по своему пылкому и честолюбивому нраву не мог надолго вынести мирное состояние. На пособие со стороны Египта он, конечно, не рассчитывал уже более; наученные опытом Каппадокия и понтийский царь отнюдь не желали вновь вступить с ним в связь; а пергамский царь с расширившейся областью которого граничило владение Антиоха на севере, был хотя и близким его родственником, но все-таки его противником не по одним только политическим интересам. Вследствие этого Антиох заключил союз с Зиелой Вифинским и женился на его дочери30; он имел, вероятно, в виду вместе с ним напасть на Аттала; галаты готовы были принять участие в этой борьбе, тем более что им предстояло еще отомстить пергамскому царю. Тут господствует совершенный мрак. Мы знаем, что галатские вожди собрались в гости к Зиеле и стали пить круговую чашу; однако царь, казалось, замыслил предать их; они бросились на Зиелу и убили его31. Не потребовали ли они чересчур высокой платы или слишком больших уступок? Не угрожали ли всякими ужасами, если их не удовлетворять? Отступился ли от союза Прусий, сын и преемник Зиелы, так как назначенный некогда наследником Вифинии брат его отца Тибоит легко мог явиться в качестве опасного претендента из Македонии, где он скрывался? Как бы то ни было, Антиох решился один начать новую войну.

В единственной сохранившейся о ней заметке заключается совершенно загадочное известие: на четвертом году 137-й олимпиады, говорит хронограф, Антиох, два раза нападая на Лидию, был разбит, а в первом году 138-й олимпиады Аттал, победив его в битве близ Колой, принудил царя бежать во Фракию32. Итак, Антиох в Лидии нападал два раза, в 229 или 228 г., но на кого? Судя по словам хронографа, тут и речи не может быть об Аттале; не нападал ли он на свободные греческие приморские города? Об этом и помина нет. Разве что на Митридата, на Селевка, на Египет?

Если не ошибаюсь, то политические дела приняли в настоящем случае замечательный оборот; для разъяснения этого нам необходимо прибегнуть к смелым предположениям. Зачем побежденный Атталом Антиох бежит во Фракию, которая в то время, по крайней мере вдоль берега, находилась в египетской власти? Если он хотел воспользоваться египетской защитой, то Эфес находился гораздо ближе к полю битвы вблизи Сард, почти так же близко, как ближайший приморский город Смирна, куда он и бежал, вероятно, так как никоим образом не мог направиться через Пергамскую область. Вследствие всего этого оказывается вероятным, что, направившись во Фракию, он помимо египетской защиты имел в виду иную цель. На этот раз приходится поверить известию, какое сообщается вообще не совсем достоверным летописцем, по словам которого Антиох по приказанию враждебного ему Птолемея был заключен в тюрьму; потом при помощи добродушной служанки он ускользнул и во время бегства был все же убит разбойниками33. Однако для того чтобы воспользоваться всеми возможными пособиями, нам необходимо, забегая вперед, изложить теперь же некоторые европейские события. Там Антигон Досон с 229 г. был царем в Македонии; флот его, как гласит предание, вследствие быстрого морского отлива у беотийских берегов сел на мель; надо было опасаться враждебного нападения со стороны фиванцев; но ему удалось вновь выйти со своими кораблями в открытое море и исполнить предпринятую им экспедицию в Азию34. А в другом кратком перечне сказано: Деметрию наследовал Антигон, покоривший Фессалию и Карию в Азии35. У кого же Антигон мог отнять Карию, как не у Птолемея? Куда как не в Македонию мог обратиться Антиох Гиеракс, бежав с поля битвы вблизи Сард в Фессалию? Македония была, конечно, союзницей Антиоха в борьбе против Лагидов, и мы увидим, что с нападением на них в Азии совпало направленное Египтом нападение на Македонию из Пелопоннеса. Но в то самое время как Антиох обратился против Египта, Лагид более всего заинтересован был тем, чтобы на азиатском полуострове, пока не вмешалась еще Сирия, быстро и решительно вооружилась одна из держав, и чтобы поэтому она заняла такое же положение, в каком египетская политика в течение пятнадцати лет поддерживала Антиоха против его брата. Аттал был в этом случае человеком необходимым; хотя вследствие его независимой доселе политики он и не казался удобным для александрийского правительства, однако в эту пору он один только обладал силой, умением и благодаря его победе над галатами популярностью настолько, что был в состоянии противоборствовать сирийскому царю. Итак, вблизи Сард на лидийской земле. Аттал, нападая, одержал победу над Антиохом Гиераксом; согласившись, без сомнения, с Египтом, он поспешил захватить в виде завоеванной страны область побежденного во всем ее объеме; Антиох же, попав во время своего бегства в плен к египтянам, был заключен в одну из темниц во Фракийской области; когда он бежал оттуда, то на него напала орда галатов и убила его. Рассказывают, что благородный боевой конь его отомстил убийце, бросившись вместе с ним в пропасть, когда тот воссел на него36.

 

Дройзен И.Г. История эллинизма. В 3 т. Т. 3. История эпигонов. М. – Киров, 2011. С. 106–111, 139–142, 240–246.

Ответить