←  Древний Рим

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Кризис Римской империи III века и ее разде...

Фотография Стефан Стефан 15.03 2015

Усиление государства при Диоклетиане знаменует собой конец кризиса и начало новой эпохи - Домината. Этому, по Сергееву, способствовали проводимые указанным императором глубокие реформы: политическая (создание системы тетрархии - четырёх правителей, осуществлявших эффективный контроль ситуации на местах); административно-территориальная (разукрупнение провинций и почти полное разделение гражданских и военных должностей для уменьшения угрозы узурпации); военная (увеличение численности армии, разделение её на две части: пограничные войска и мобильную резервную армию, усиление кавалерии); религиозную (обожествление личности императора, преследование манихеев и христиан).

Ответить

Фотография Стефан Стефан 15.03 2015

А вот что изменилось в 4 веке н.э.? Куда подевалось давление варваров?

 

Внутренние конфликты вследствие борьбы среди императоров продолжались в 306-313, 316-317, 324, 340, 350-353, 360-361, 365-366, 383, 387-388, 394 гг., не считая более мелких мятежей и узурпаций. В целом же политическая система было более стабильной, т.к. в случае единодушия правителей (или единовластия) была возможность устранять внутренние и внешние угрозы.

Давление со стороны усилившегося при Шапуре II Персидского царства давало о себе знать (338-363 гг.). Впрочем, как показала история, персы не могли сравниться на поле боя с римлянами, и в основном пользовались внутренними проблемами Римской империи. Из числа западных варваров можно отметить действия пиктов, скоттов, аттакоттов в Британии (367-370 гг.), алеманнов и франков в Галлии (352-356 гг.) и вестготов на Балканах (377-382 гг.). Вестготы, например, временно добились в 377-378 гг. некоторых успехов (битва при Адрианополе), а затем после ряда поражений от Феодосия I к 382 г. были вынуждены стать федератами империи. Остальные варвары также были разбиты: в Британии - Феодосием Старшим, в Галлии - Юлианом Отступником.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 15.03 2015

Снова повторю, именно армия сделала Юлиана августом и отказалась подчиняться Констанцию 2.

 

Армия в Италии осталась верна Максенцию наперекор решению римских императоров.

 

То есть в чем ситуация изменилась с армией в 4 веке по сравнению с 3 веком?

 

1. Констанций приказал переместить значительную часть галльских войск на Восток под предлогом борьбы с персами. Это означает, что воинам предстоял нелёгкий путь и уход из родных мест на другой конец империи. В результате они подняли мятеж, провозгласив августом чрезвычайно популярного среди них вследствие побед цезаря Юлиана, надеясь, что он будет лучшим правителем. Неизвестно, чем кончился бы этот мятеж, если бы Констанций не умер в следующем году. 

2. Узурпация Максенция показала непрочность тетрархии без участия в делах самого её основателя, Диоклетиана. Уже в 306 г. она развалилась, как карточный домик, и Галерий при этом не мог ничего поделать, т.к. появление новых августов стало обычным явлением при тогдашней ситуации в государстве. Максенций сумел привязать воинов к себе (тем не менее, отсутствие полководческих талантов его погубило).

3. Повторюсь: крепкое государство, даже разделённое между несколькими правителями, имело возможность устранять военную угрозу с помощью мощной армии. Для этого требовалось согласие самих императоров и лояльность военных (здесь играл роль фактор личности монарха).

Ответить

Фотография MARCELLVS MARCELLVS 15.03 2015

при принципате у правителя было вроде как меньше власти.

 

Да? И какой же юридический акт предоставил императорам домината больше власти????

армия сделала Юлиана августом и отказалась подчиняться Констанцию 2

Что тут удивительного и чем все это отличается от провозглашения императорами III века?

Армия в Италии осталась верна Максенцию наперекор решению римских императоров.

Вы внимательно прочли о провозглашении императором Максенция?

 

 

То есть в чем ситуация изменилась с армией в 4 веке по сравнению с 3 веком?

 

 

А кто сказал, что там наступили изменения в ситуации с армией?
Ответить

Фотография FGH123 FGH123 15.03 2015

 

Да? И какой же юридический акт предоставил императорам домината больше власти????

 

 

 

Как я понял, при принципате римский император "первый среди равных", а Сенат - реально действующий орган власти.

 

При доминате римский император это уже "государь, монарх", а Сенат - формально действующий орган власти.

 

Как это согласуется с введением в Сенат Калигулой своего коня в качестве сенатора, я не знаю.

 

Что тут удивительного и чем все это отличается от провозглашения императорами III века?

 

Так в том то и вопрос, что изменилось то в армии  с введением домината?

 

 

 

А кто сказал, что там наступили изменения в ситуации с армией?

 

 

 

Стефан об этом написал.

Ответить

Фотография MARCELLVS MARCELLVS 16.03 2015

 

Как я понял, при принципате римский император "первый среди равных", а Сенат - реально действующий орган власти.

 

Тогда уточните в чем проявлялась роль сената как реального органа....... на конкретных примерах и желательно не времен Августа.

При доминате римский император это уже "государь, монарх", а Сенат - формально действующий орган власти.

Сенат все больше и больше приобретает совещательную функцию, что было поэтапным и неуклонным процессом.

Как это согласуется с введением в Сенат Калигулой своего коня в качестве сенатора, я не знаю.

В который раз - Калигула не вводил своего коня в сенат и не делал его консулом, а лишь пригрозил поступить таким образом. А вот сделал он это именно затем, чтобы показать сенаторам их место в руководстве государством. А Вы говорите доминат........ :)

Так в том то и вопрос, что изменилось то в армии  с введением домината?

По сути армия распалась на две большие группировки - комитат и лимитанов. Первая группа служила для подавления местных восстаний и волнений, а также являлась ядром походных сил при военных действиях. Вторая - защищала границы, располагаясь по периметру Империи в городах и лагерях. Кстати, императоров назначала и свергала именно первая группировка - комитат.

Ответить

Фотография FGH123 FGH123 16.03 2015

Тогда уточните в чем проявлялась роль сената как реального органа....... на конкретных примерах и желательно не времен Августа.

 

Да вообще я слабоват в истории, чтобы примеры приводить.

 

Вообще слышал я версию, что в крахе римлян сыграло то, что они из свинцовой посуды жрали и водопровод у них тоже свинцовый был.

 

Пока покину наверное здешний разговор.

Ответить

Фотография MARCELLVS MARCELLVS 16.03 2015

Да вообще я слабоват в истории, чтобы примеры приводить.

 

Вообще слышал я версию, что в крахе римлян сыграло то, что они из свинцовой посуды жрали и водопровод у них тоже свинцовый был.

 

Пока покину наверное здешний разговор.

Ну да.... а еще комарики малярийные их заели....... 

Это характерный и весьма показательный пример (очень своевременный) того, когда люди с неустойчивой психикой и не могущие нормально изучать исторические процессы принимаются за созидание бредовых концепций......... 

Ответить

Фотография ddd ddd 02.09 2015

 

Римская империя могла позволить себе распадаться долго
Расшифровка диалога Юлии Латыниной и Александра Невзорова

21:28, 1 СЕНТЯБРЯ 2015 MEDUZA

В библиотеке имени Маяковского в Санкт-Петербурге 31 августа состоялась дискуссия между журналистами Юлией Латыниной и Александром Невзоровым. Они встречались в рамках «Августовских диалогов», организованных «Открытой библиотекой». «Медуза» представляет расшифровку этого диалога, который, впрочем, скорее был больше похож на монолог Юлии Латыниной. 

Юлия Латынина — Александр Невзоров «Гибель империй» / Open Library


 
Николай Солодников, модератор: Здравствуйте, дорогие друзья. Спасибо огромное, что вы пришли к нам сегодня, и многие пришли сильно заранее, в 12 часов, в 11 часов — это для нас огромная честь, и еще раз мы просим у вас извинения за то, что у нас не самые удобные условия, к сожалению. Но ничего в принципе не может быть лучше, чем библиотека. «Открытая библиотека» — пространство, в котором эстетически, скажем так, внутренне удобно и комфортно всем. Это искупает физические неудобства. В любом случае, извините за то, что так тесно, и не все смогли попасть в основной зал. Спасибо вам огромное за то, что пришли. Здравствуйте.

Дорогие друзья, я напоминаю, что прямой эфир идет на портале «Медуза» — те, кто не попали к нам, подключайтесь прямо сейчас и смотрите дома, где-нибудь по соседству, надеюсь, что и звук, и картинка там в порядке. Спасибо огромное «Медузе», нашим постоянным партнерам. Остальных я попрошу —  у нас есть традиционное условие — первые пять минут съемка, после этого все камеры выключаются и съемка прекращается, чтобы мы могли выдержать наши договоренности с «Медузой», чтобы мы смогли первыми выложить наши видео на сайте. Некоторые, как компания Nevex TV, приходит без договоренности, пытается снимать все мероприятие, потом выкладывает тогда, когда они хотят выкладывать, все у них смотрят. Люди не самым красивым образом себя ведут. Поэтому, если они будут препятствовать нашему мероприятию, прошу вас, уважаемые зрители, помочь нам с ними как-то договориться. Спасибо вам 

приглашаю наших участников. Александр Невзоров и Юлия Латынина.

Александр Невзоров: А что это меня опять не допустили до чувств верующих-то, а? Уж крупнее специалиста не найти, черт побери.

Николай Солодников: Знаете, сколько здесь верующих и сколько чувств сейчас в зале, Александр Глебович?

Александр Невзоров: Это не ответ.

Николай Солодников: Ничего, мы и про это поговорим. Спасибо огромное, что приехали.

Юлия Латынина: Спасибо, что пригласили.

Николай Солодников: Это для нас настоящий праздник. Давайте еще раз поаплодируем. Прекрасно, спасибо огромное. Александр Глебович, только когда вы участвуете в наших диалогах, я все время выхожу с бумажкой с вопросами, потому что выглядеть на вашем фоне....

Александр Невзоров: Вы еще скажите, что это я вам их пишу. Нет, неправда.

Николай Солодников: Нет, просто легко выглядеть идиотом. Постараюсь таковым не выглядеть, буду спрашивать о том, что меня по-настоящему волнует, хотя тема у нас заявлена «Гибель империи», и часто у нас сегодня будут звучать такие термины, как империя, христианство, православие в том числе. Ну, начнем... Вы хотите что-то сказать?

Юлия Латынина: Нет-нет, спрашиваете, а если мне не понравится вопрос, то мы начнем, как собирались.

Николай Солодников: Я в этом не сомневаюсь почему-то. Я хочу начать все-таки с того, что происходило буквально пару часов назад, просто отреагировать на текущий момент. Народный собор, как у нас любят говорить в Петербурге, или народный сход на улице Лахтинская, около дома, где была уничтожена скульптура, изображающая Мефистофеля. Напротив церкви, которая строится. Неизвестно, кто сбил, хотя мы все, в общем, как бы этих людей знаем, но это такая в общем безличная аморфная масса, потому что нет человека, который бы выходил и говорил: вот я взял молоток и это сделал. Я хочу вас спросить — ваши впечатления от этой истории, насколько она симптоматична, опять-таки, вкупе с теми событиями, которые происходили в Москве в Манеже, где компания во главе с человеком, который называет себя Энтео, разгромила в том числе и работы Сидура. Что вы по этому поводу думаете о реакции петербуржцев и так далее?

Юлия Латынина: Ну, слушайте, первое: то, что я по этому поводу думала, я сказала вчера в «Коде доступа», я даже повторяться не буду. К тому же я думаю, что думаю ровно то, что все. Мы перейдем к более интересным вещам. Потому что послушать то, что я думаю по этому поводу, и то, что Александр Глебович думает по этому поводу, можно на «Эхе Москвы», а вот какие-то вещи, более интересные и более глубинные, наверное, на «Эхе Москвы» не послушаешь, потому что не... Ну, или мы будем специально делать отдельную программу, которая будет всему этому посвящена. Так вот, когда меня пригласили на диалог с Невзоровым и предложили какую-то современную тему, я сказала: что мы будем с Невзоровым говорить то, что мы и так говорим? Давайте поговорим о чем-нибудь более существенном. Вот меня, например...

Александр Невзоров: Да, Юль, ты сразу поясни, что у нас еще проблема — между нами практически нереален какой бы то ни было конфликтный диалог.

Юлия Латынина: Нет, ну, во-первых..

Александр Невзоров: В силу многих причин.

Юлия Латынина: И это очень хорошо, потому что, если вы заметили, я вообще во всяких спорах слаба. Вместо того, чтобы облить собеседника грязью, немедленно начинаю пытаться искать в его словах рациональное зерно, а это очень плохо, когда споришь со всякими милоновыми. А вот как раз платоновские «Диалоги»... Если вы когда-нибудь их читали, вы заметили, что в них собеседники на самом деле не спорят — они вместе пытаются выяснить истину, они дополняют друг друга. Вот это для меня, конечно, более приятная форма, мне кажется, что она просто дает больше возможностей углубиться.

Так вот с чего я хочу начать. Некоторое время меня стала очень интересовать история, почему погибла Римская империя. Не только меня, я думаю, огромное количество людей этим интересуется. Был даже составлен список причин, которые погубили Римскую империю, там 276 единиц, включая слишком теплые бани. Когда я стала заниматься этим вопросом (Александр Глебович не любит слово «история», в значительной степени справедливо, потому что очень сложно понять, что происходило на самом деле), я заметила одну странную вещь: часто гибель Римской империи объясняется переселением народов. То есть все было хорошо, был Рим, потом пришли ужасные гунны, они гнали перед собой бедных германцев, бедным германцам деться было некуда — они завоевали Римскую империю. Меня как-то всегда смущала эта эпическая картинка, что бедным германцам было настолько деться некуда, что они завоевали Римскую империю. Потому что этих германцев было не больше миллиона человек, даже меньше, а в Римской империи было 70 миллионов, но как-то они очень лихо ухитрились для бедных германцев. 

Я прошу прощения, что я буду говорить довольно долго, но я буду говорить довольно сложные вещи, их, к сожалению, не имеет смысла говорить коротко, иначе они выглядят глупо. Большинство книг, которые посвящены началу гибели Рима, начинаются обычно с 376 года, когда пришли готы-тервинги на берега Дуная — в то время берега Дуная были границей Римской империи, а по ту сторону границы жили почти исключительно германцы. Это сейчас по ту сторону Дуная живут и славяне, и кто только не живет, а вообще римская граница от устья Рейна до устья Дуная в Европе была населена почти исключительно германцами. 

Так вот, обычно рассказывается, что беда случилась в 376 году, когда пришли тервинги и попросили поселения на территории Римской империи, дальше произошел ряд непоняток, в ходе которых римские чиновники... Готам было даровано это поселение, но вместо того чтобы накормить готов, дать им гуманитарную помощь, римские чиновники были коррумпированы, они эту гуманитарную помощь стали продавать, готы в ответ продавали жен, женщин, детей, рабов. Потом женщины и дети кончились, готы восстали, в 378 году была битва при Адрианополе, в которой погиб император Валент, и с этой поры в империи была жизнь все хуже и хуже, и в конце концов западная половина развалилась.
И вот, к сожалению, когда смотришь де-факто, то выясняется, что очень много вопросов, причем не мелких вопросов, а глобальных. Один из этих глобальных вопрос, например, заключается в том, что готов было просто слишком мало. Тервингов было где-то 100 тысяч человек, и из археологических исследований — археология, это в отличие от истории точная наука, мы знаем, что так называемая черняховская культура — это культура, которая точно ассоциируется с готами, она не прекратила своего существования по тот берег Дуная. То есть то количество готов, которое пришло просить убежища в Римской империи, не могло превышать 20-30 тысяч человек. С учетом сильного социального расслоения готов это значит, ну 6-7 тысяч воинов, ну 10 тысяч воинов. 

Вторая проблема заключается в том, что Римская империя к концу IV века может быть описана в том виде, в котором она была создана Диоклетианом, — с большими недостатками, о которых я сейчас не буду говорить, была создана именно солдатскими императорами и была создана для стратегического противостояния варварам. Я вам рекомендую замечательную книгу человека, который вовсе не является ни античником, ни филологом, его зовут Эдуард Литвак и он вообще американский военный стратег. И вот он как раз в середине ХХ века написал книжку, которая рассказывала, как Римская империя была заточена на стратегическое противостояние варварам: то есть она всегда могла проиграть битву, но никогда не могла проиграть войну. И, конечно, господин Литвак при этом явно имел в виду также Соединенные Штаты Америки. И, собственно, если говорить о стратегическом противостоянии варварам, то это выглядело таким способом: что, во-первых, императоры были командующими армиями, вернее, командующими фронтами, именно поэтому императоров было два — потому что нельзя при такой огромной империи без наличия GPS командовать одновременно и фронтом на Рейне, и фронтом на Дунае. Во-вторых, столица империи — к этому времени столицей перестал быть Рим, они были практически штабами, которые были вынесены к границе. Обычно, скажем, на Дунае это был Сирмий, потом это был Константинополь, соответственно, и на западе были столицы. Кроме этого, войска перестали делиться на легионы, как это было в золотой век империи, они стали делиться на пограничные войска и на полевые армии. Пограничные войска были достаточно низкого качества, они иногда даже сидели на земле, но они были заинтересованы в том, чтобы останавливать вторжение, а вот полевые армии, которые подчинялись лично императорам, фактически командующими фронтом, соответственно, останавливали вторжение, уже когда оно произошло, на территории империи. 

И, наконец, самое главное — перестала существовать тонкая граница. Вот все из вас слыхали, наверное, про Адрианов и Траянов вал. Но на самом деле тут очень тонкая граница, и проблема Римской империи была в том, что в середине III века, когда впервые начались варварские вторжения, как только варвары проникали за эту тонкую границу, они по превосходным римским дорогам бежали дальше. Так вот, эта граница типа Адрианова вала перестала существовать, а вместо нее была гигантская полоса препятствий, которая достигала даже не десятков, а сотен километров в глубину. Просто один маленький пример: тот перевал, который сейчас называется Постойнские врата, а в древности назывался Окра, который сейчас расположен на территории Словении и ведет, соответственно, на территорию Италии, он располагался в сотнях километров от Дуная, и тем не менее при Диоклетиане на нем была построена мощнейшая линия укреплений, которая, соответственно, должна была преградить путь не тем варварам, что перешли границу, а тем, которые перешли границу и углубились на сотни километров на территорию империи. И, соответственно, мне всегда казалось, что вот совершенно непонятно, что произошло. Да, несколько тысяч готов вторглись на территорию Фракии. Да, они разорили эту несчастную Фракию. Если вы посмотрите, где находится Фракия, она находится, на самом деле, очень неудобно. Она находится между Родопами и Балканами, это такой большой котел.

Александр Невзоров: Болгария.

Николай Солодников: Болгария, говорит Александ Глебович. Александр Глебович что-то сказал. Болгария.

Юлия Латынина: Значит, они там все сожрали, они находились стратегически в абсолютно безвыходной позиции, потому что варвары не умели брать города, все эти города были очень хорошо защищенные, они даже не умели брать крепости на Дунае — большая часть этих крепостей осталась неподготовленной. Они находились в положении Наполеона, который взял Москву — очень тяжелое стратегическое положение, даже если учесть, что к ним присоединилось большое количество рабов, которые, собственно, тоже в основном были готами, перед этим взятыми в рабство, то есть эти рабы умели воевать и знали, где грабить. Вот, у меня возник вопрос: а что же такое страшное произошло? А дальше случилась вещь, которая на самом деле показывает, что история состоит не из закономерностей, а история состоит из событий. Дальше случилось то, что на место императора Валента, который погиб в битве, второй император, его звали Грациан, это был его племянник, назначил командовать армиями Востока и, соответственно, бороться с готами человека совершенно ему постороннего — человека, которого звали Феодосий. Это очень знаменитое имя в истории христианства, потому что Феодосий — первый ввел христианство как государственную религию, до этого мы дойдем. Он, кстати, в православной церкви является святым.

Николай Солодников: Юля, я на секунду. Nevex TV, можете снимать, снимайте, никаких проблем.

I6IBkeFjEwJgTzllHtI2CA.jpg
Фото: Аня Груздева / «Открытая библиотека»

Юлия Латынина: Собственно, это было очень странно...

Александр Невзоров: Можно я на секундочку прерву? А ты вот, Юль, попробуй, смотри: Валент — прелестный мостик в сердца петербуржцев. Почему? Потому что именно к Валенту... В то время христианство состояло из множества злобных различных группировок, которые, естественно, боролись за близость к бюджету. Вот почему это мостик к душам и сердцам петербуржцев — вам, москвичам, этого просто не понять, каким образом с ними со всеми может быть... Сейчас Валент станет им ближе, подожди.

Юлия Латынина: Феодосий. Валент был арианин, кстати.

Александр Невзоров: Подожди, не всегда, вот не надо песен, потому что именно к Валенту — его жутко доставал некий Исаакий Далматский, тот самый Исаакий Далматский, во имя которого построен в Петербурге тот самый собор, который делят между собой попы, город и федеральная казна сейчас, да? Известно, что Исаакий Далматский отличался, когда у него... Единственное, что смогли найти в его биографии примечательного, — это то, что он до такой степени достал Валента, что Валент приказал сбросить его в канаву, которая была чрезвычайно болотистая, и Исаакий Далматский провел несколько часов в этом болоте, но почему-то не захлебнулся, и потом...


Юлия Латынина: Чудесным образом, ясен пень.

Александр Невзоров: Да, и потом Петр, когда он думал, чьим именем освятить и назвать собор, он выбрал этого болотного жителя, поскольку все вокруг... То есть, понимаешь, Валент стал ближе, Валент полюблен, Валент понятен. Он был не все время арианином, позже произошла трансформация, когда вроде бы не ариане уговорили его открыть и для этой группировки и храмы, и все остальное. Смотрите, теперь зал — я его размял так, потому что он немножечко... Размял и успокоил. Теперь продолжай.

Юлия Латынина: Да. Кстати, к вопросу об арианах, уже тогда забегая вперед, дело в том...

Александр Невзоров: Еще скажи, что Ньютон был арианин, обязательно. Тоже близко Питеру.

Юлия Латынина: Дело в том, что к этому моменту, я напомню, христианство было уже признаваемой религией, более того, его исповедовали многие императоры, но оно еще не было государственной религией, и все время были вопросы насчет того, ты арианин или ты представитель той церкви, которая сама себя очень скромно называла католической, то есть вселенской, и ортодоксальной, то есть правоверной. Вот. И поскольку предыдущие два поколения императоров, Валентиниан и его брат Валент, были в этом смысле очень миролюбиво настроены, потому что Валентиниан теоретически числился католиком, он же православный, но он не обращал на это внимания — его брат был арианин, его жена была арианка, его маленький сын был арианин, и ему было совершенно фиолетово — это был очень милый человек, который бил варваров в хвост и в гриву везде.

Так вот, у Валентиниана был полководец, которого звали Феодосий. Это был не наш Феодосий, а его батюшка. И после того, как Валентиниан умер, старшего Феодосия казнили, потому что он там чего-то — не совсем понятно, почему. И младший Феодосий удрал в страхе в свои испанские имения и жил там, пока ему не исполнилось 33 года, и тут его из этих испанских имений вынимают и назначают императором Востока. Это очень странное решение, и последующие христианские историки всегда рассказывали, что Феодосия назначил Господь. Но поскольку все-таки мы нуждаемся, я лично нуждаюсь в каких-то других гипотезах, то там, видимо, была более сложная история назначения, связанная с тем, что маленький император Грациан, которому было всего 19 лет, боялся своих очень сильных полководцев, он боялся особенно одного франка, которого звали Меробавд — видимо, именно этот франк казнил отца Феодосия, и, видимо, Грациан пытался создать в лице Феодосия, который, как я уже сказала, сидел в страхе в своих испанских поместьях...

Александр Невзоров: Можно встряну на секундочку? Это тоже вот...

Юлия Латынина: Не можно, а нужно.

Александр Невзоров: Если не ошибаюсь, по-моему, у Больцмана был очень любимый ученик, и этот ученик умер. Ну, естественно, Больцман был уже на тот момент чрезвычайно знаменитым физиком. Его пригласили в качестве такого генерала свадебного на эти похороны. Шел дождь, все плакали, потому что умер действительно какой-то молодой и очень хороший мальчишка. И наконец слово дали Больцману. Он вышел к памятнику, к могиле и сказал, что как жаль, что скончался молодой человек, который к одной из гипотез относился с таким вот серьезным и существенным интересом. Теперь давайте поговорим об этой гипотезе и о том, что на самом деле переменные значения и космологии, и атомных структур могут видоизменяться в соответствии с тем-то и тем-то. Он говорил почти 20 минут, дождь заливал скорбящих... Я не провожу никаких аналогий.

Юлия Латынина: Я обещала, да.

Александр Невзоров: Обещала, действительно.

Юлия Латынина: Да, я совершенно честно скажу, что поскольку эта история...

Александр Невзоров: Почему разрушилась Римская империя и готы не могли быть причиной этого разрушения?

Юлия Латынина: Не-не-не, готы были причиной, но причин было много. Понимаете, проблема истории заключается в том, что в истории нет закономерностей, с моей точки зрения. Вернее, есть закономерности, но всякая закономерность в девичестве была чьим-то решением. Вот я говорю о том времени, когда закономерность ... которая потом стала закономерной гибелью империи, была еще в девичестве чьим-то решением и когда еще вариантов было очень много. И я говорю о назначении очень странном — когда человека, который сидел в ссылке и боялся, что ему отрубят голову, вдруг вызывают из этой ссылки. Представляете себе, он едет на этих перекладных, очень быстро они ехали, несмотря на то, что им надо было до Паннонии, то есть, грубо говоря, до современной Венгрии ехать из Испании, да, ведь в Риме была очень хорошая почтовая служба, поэтому они очень быстро добрались. И представьте себе этого мужика, за которым прислали курьера, который не знает — может, придут сейчас и отрубят голову. Правда, говорят, что его зовут на войну, но вдруг врут — кто его знает, этого нового императора. И вдруг он приезжает и его назначают императором. И наверное, этот Феодосий по дороге очень много молился, я так думаю.

Потому что если Грациан и знал его прежде (он наверняка знал, потому что Феодосий был одним из полководцев, хотя и маленьких для своего отца), то Феодосий очень странно себя повел после того, как его назначили человеком, единственной задачей которого было разбить готов. Кстати, почему Грациан не сделал этого сам — потому что Грациан в этот момент воевал на Рейне, более того, он успешно воевал. Это был последний римский император, который перешел Рейн и бил за Рейном алеманнов, которые тоже в это же самое время вторглись в Римскую империю и получили по зубам. То есть Грациан думал: мне Рейн, а вот этому парню Дунай, он был в этом смысле очень правильный человек, потому что он понимал, что в одиночку римскую границу держать невозможно.

Александр Невзоров: На самом деле, теперь вы понимаете, до какой степени...

Николай Солодников: Хорошо, что вы есть, Александр Глебович.

Александр Невзоров: До какой степени я любовно и благоговейно отношусь к Юлии Латыниной. Вот теперь вы это видите. Теперь ты понимаешь, что это не слова? Да. Слушаем дальше.

Юлия Латынина: Ты что-то хочешь добавить?

Александр Невзоров: Нет, дальше.

Gwv6wR5Q5fwGBWimW2OmOg.jpg
Фото: Аня Груздева / «Открытая библиотека»

Юлия Латынина: Вот, и приезжает Феодосий, и происходит очень странная история. Вместо того, чтобы начать бороться с готами, он первым делом слагает с себя титул верховного жреца, который до сих пор носили все римские императоры, даже когда они были христиане. Потом он собирает Константинопольский собор, а перед Константинопольским собором он издает тот самый знаменитый Фессалоникийский эдикт, который вводит христианство государственной религией — 381 год. Более того, не всякое христианство, а именно то, которое называется католическим и ортодоксальным. То есть он запрещает то христианство, которое исповедовал его предшественник, — арианство, он запрещает то христианство, которое исповедует один из маленьких императоров, которого зовут Валентиниан II, но не будем об этом.

Короче говоря, собор, все эти судьбоносные эдикты — у Феодосия, видимо, не осталось времени заняться готами. В 379 году он, видимо, просто не пошел воевать, в 380-м он вылез в поле, но там случилась неприятность — готы его разбили. Это была тем более удивительная неприятность, потому что в этот момент готское войско, которое каталось, как оторвавшаяся бочка, по Фракии, немножко вылезло за пределы Фракии и разделилось, и самая сильная его часть отправилась на Запад, где была, собственно, разбита полководцами Грациана, а самая небольшая его часть осталась во Фракии и там разбила Феодосия, который был назначен, чтобы воевать с готами. Поэтому буквально на следующий год было ясно, что Феодосий что-то не справляется, он сидел в Константинополе уже.

Кстати, эдикт был Фессалоникийский, так как он просто не мог попасть в Константинополь, потому что все перекрыто по суше было готами. И у Феодосия отбирают командование, и оно достается двум генералам Грациана, Бауто и Арбогасту, которые начинают бить готов. И через год вместо этого... Все ждут, что он будет бить готов, а он заключает с ними мирный договор — он отдает им на поселение ту самую Фракию, которую они разграбили.

Это первый раз в истории Римской империи, когда мирный договор, союзный договор заключается не с племенем, которое живет по ту сторону границы, а с людьми, которые пришли и поселились на территории Римской империи, которые всегда практически обращались во что-то вроде рабов. Римская империя охотно селила таких мигрантов у себя, но она превращала их в то, что называлось летии — то есть люди, очень сильно пораженные в правах.

И вдруг он селит этих ребят у себя и говорит, что вы знаете, я заключил мирный договор, я такой крутой чувак. Что выглядело, конечно, очень странно, потому что, я напоминаю, готы вообще пришли на территорию империи не затем, чтобы воевать — они с самого начала только и просили права поселиться на территории империи и верно ей служить. То есть — он сделал то, что они хотели. Его послали бить готов — он перешел на их сторону.

Значит, возникает вопрос: зачем это было сделано? Это не имело какой-то стратегической необходимости — как я сказала, у этих готов было очень тяжелое положение. Ответ заключается в том, что одновременно Феодосий назначил своего сына, маленького трехлетнего сына, императором и фактически, видимо, хотел воевать против своего благодетеля Грациана, а поскольку у него не было армии, то он воспользовался той, против которой его послали сражаться.

Но Феодосий был не только плохой полководец, он был абсолютно гениальный интриган, лорд Петир Бейлиш из «Игры престолов» просто отдыхает, потому что человек, который выступил против Грациана, был не Феодосий — это был двоюродный брат Феодосия, его родственник, который возглавлял войска в Британии. И в результате получилось очень интересная история: не Феодосий сверг Грациана, сверг его совсем другой человек, а когда этот другой человек решил разделить вместе с Феодосием империю, Феодосий сказал: погоди-погоди, ты тут какой-то незаконный козел, тут вот у Грациана остался какой-то маленький брат — он будет императором Италии.

И образовалась абсолютно уникальная ситуация, при которой, если бы Феодосий с двоюродным братом — на самом деле, не 100 процентов, что он был двоюродный брат, может быть, он был просто родственник... Ребят, я надеюсь, я не очень напрягаю всех?

Николай Солодников: Нет, что вы, что вы.

Александр Невзоров: Подожди, Юль, есть такая сказочная классная...

Николай Солодников: Мы уходили на десять минут, правда.

Александр Невзоров: Подожди. Есть классная старая чудесная телевизионная байка, я просто как бы такие репризы вставляю, я действительно не буду перебивать Латынину, потому что отношусь к ней с нежностью и уважением. Снимают интервью начальника железнодорожного узла. Он необыкновенно сильный специалист в своем вопросе, он действительно все знает, знает наперечет количество костылей, это специальные такие гвозди...

Юлия Латынина: Я много костылей пропускаю.

Александр Невзоров: Я догадываюсь, да. Он знает все. И оператор ему так аккуратно делает вот такой значок. Он видит это и радостно говорит: ну, и теперь еще несколько слов о кольцевой железной дороге.

Юлия Латынина: Так вот, о кольцевой железной дороги.

Николай Солодников: Юлия Леонидовна, я умоляю, у нас просто время, к сожалению, не бесконечно, и у нас все-таки диалог.

Юлия Латынина: А у нас сколько? А у нас диалог, да?

Николай Солодников: У нас диалог. Вы начали с Платона, напомню. Не, мы можем к «Апологии Сократа» обратиться, там, скорее все-таки монолог. Если мы говорим...

Юлия Латынина: Хорошо, дальше я постараюсь уложиться минуты в три. Короче говоря, суть заключается в том, что используя эту готскую армию как свое основное войско, Феодосий выигрывает две гражданских войны, которые совершенно необязательно вести, потому что оба императора, которые воюют против него, хотели бы с ним, наоборот, дело заключить миром. Он полностью уничтожает оставшиеся войска, которые остались у Римской империи, не варварские, при этом он всячески заискивает перед этими самыми готами. 

Только один маленький пример: народ в Фессалониках поднимается и убивает готского командира — в ответ Феодосий приказывает вырезать семь тысяч граждан Фессалоников, их загоняют на стадион и вырезают. Эти самые готы продолжают вытирать ноги об этого самого товарища, который восстановил вертикаль власти и укрепил духовные скрепы, и они, собственно, периодически восстают еще при жизни Феодосия, и, как только Феодосий умирает после победы в очередной гражданской войне, те самые готы, которые одержали для него победу, их командир, которого зовут Аларих, восстает тоже. Поскольку Римская империя в этот момент делится между двумя выучениками Феодосия, которые такие же ничтожные, как он, то Аларих, переходя то на одну сторону, то на другую все время получает все повышения, оказывается тем самым разбойником, который все больше и больше вырастает в иерархии, и в конце концов, если вы помните, дело кончилось тем, что в 410 году Аларих разграбил Рим.

Когда вот это смотришь, думаешь: а как же у Феодосия такая хорошая репутация в веках? Если вы посмотрите, наберете просто в гугле, особенно если вы это сделаете в православной или католической энциклопедии, то вы увидите, что это последний император Римской империи, который, во-первых, разгромил готов — это удивительно, этого не знал даже Амвросий Медиоланский, который перед Феодосием после его смерти произносил надгробную речь и очень сильно хвалил его за христианство, но не знал, что Феодосий разбил готов — такого не слыхал никто. 

Значит, это человек, который был последним император объединенной Римской империи, укрепил то, укрепил се, а после него она как-то распалась. И с удивлением обнаруживаешь, что, собственно, то, что сделал Феодосий, помимо того, что он капитулировал перед варварами, которые потом разрушили Римскую империю, что вот он не просто принял христианство в качестве государственной религии, а он принялся очень активно его насаждать, и народ вместо того, чтобы заниматься борьбой с варварами, был занят борьбой с евреями, с еретиками и, конечно, с язычниками.

Феодосий прощал варваров, которые дважды уже взбунтовались против него, тех самых варваров, которые потом разграбят Рим, но поощрял христианских этих титушек — ну, тогда еще был не один Мефистофель, господи, тогда были целые храмы, и они эти храмы с удовольствием разносили вместо того, чтобы идти в армию, и у них были настоящие враги — не какие-то там готы, которые разбивают Римскую империю, а у них были настоящие враги — язычники. 

И именно вот это совершенно потрясающая вещь: в истории Рима было очень много плохих императоров, были даже хуже Феодосия, но когда они были плохими, их называли плохими — нет у Нерона хорошей репутации. А благодаря тому, что Феодосий сменил идеологию Римской империи на христианскую, он мало того что получил всю власть в свои руки, так он еще и остался в истории очень хорошим императором, великим и святым. Это как раз к вопросу о Мефистофеле — как можно, руководя страной, которая гибнет под твоим началом, и делая все шаги, которые приводят к гибели, остаться в истории великим императором.

Николай Солодников: Так.

Юлия Латынина: Ответ: надо придумать какую-то идеологию, которая очень... Надо крепить духовные скрепы, надо, чтобы народ забыл, как ему плохо живется, и думал только о вечном, и главное — чтобы он боролся не с реальными врагами, а с теми, с кем легко бороться, ну и приятно бороться. Вот представьте, как тогда было здорово грабить языческие храмы. Этого несчастного Мефистофеля разбили — а какой в том бонус? А представьте себе, вы ограбили храм Артемиды Эфесской. Вы представляете, сколько там золота нанесли за несколько столетий? Как приятно быть христианскими титушками. Вот.

Николай Солодников: Александр Глебович, ну...

Александр Невзоров: Нет, подожди.

Николай Солодников: Во-первых, простите, что позвал вас рано, к трем.

Александр Невзоров: Подожди, закончила ли Юлия?

Юлия Латынина: Да, эту часть да.

Николай Солодников: Я веду себя по-хамски, конечно, в данном случае, простите.

ZxCT42qZEg_a-_cbFRldbg.jpg
Слева направо: Николай Солодников и Александр Невзоров
Фото: Аня Груздева / «Открытая библиотека»

Александр Невзоров: Так. На самом деле мне очень нравится то, что говорит Латынина. Это говорит о, скажем так, серьезной и очень ответственной вере в те представления, которые дает история. Попутно мы можем для себя — кто-то с удовольствием, кто-то с не удовольствием — может отметить, что да, наверное, такой профессии, как историк, уже на самом деле не место на земле и что историки закончились в середине ХХ века, когда да, действительно это было просто физической работой: человек должен был прийти в 9.00 в архив и до 5.00 сидеть и добираться до тех документов, до тех источников, которые были недоступны всем остальным. Сейчас весь набор этих отвратительных баек доступен любому и любой может им оперировать.

Вот когда Юля говорила, я понимал, что я себя ловлю на страшном ощущении, что ведь что такое даже вот эти все рассказы о гибели Римской империи? Это некие такие контурные, слабенькие рисуночки, и каждый может взять карандаши и раскрасить их так, как ему удобно или угодно. И что создается, в общем, за счет того, что существует так называемая история, то есть набор баек непроверяемых, создается жесткая иллюзия знания. Вот смотрите, те знания, о которых мы говорим, серьезные знания, естественнонаучные знания, вот когда они прибавляются одно к другому, другое к третьем, пятое к четвертому, шестое к седьмому, в результате мы получаем, не знаю, мобильный телефон. 

Когда мы говорим о всех этих гуманитарно-исторических знаниях, сколько бы мы их ни собирали, мы не получаем ответа ни на один вопрос, более того — в XXI веке мы опять видим фараонов, жрецов, толпу, опричников, дикость, маразм, и вспомним, да, что совсем еще недавно, каких-то 70 лет назад, человечество демонстрировало свои лучшие качества в концентрационных лагерях, устраивая медицинские опыты по хирургической или радиоактивной стерилизации женщин и так далее и так далее. То есть мы видим, что история неспособна дать на это ответ, хотя Юля-то — она честно подобралась к теме, она честно-честно пытается в этих всех хитросплетениях бесконечных Феодосиев, Валентов, куда-то их походов, притом что я подозреваю, что на самом деле все это имело гораздо меньшее значение. Вот сейчас что мы видим? Мы видим Путина...

Николай Солодников: В итоге мы подобрались к сегодняшнему дню.

Александр Невзоров: Мы видим Путина, мы видим совершенно одуревшую, спятившую страну и мы обязаны себе честно сказать, что, наверное, теми настроениями, которые сегодня существуют, теми настроениями, которые доминируют, кто-то другой мог бы распорядиться гораздо более бесстыдным, примитивным и откровенно диктаторским образом. Я своими глазами — что вы мне рассказываете, у меня есть теща, которая мне показывает в интернете всякие картинки — видел людей, которые где-то, по-моему, в Севастополе встают и требуют вернуть им то ли памятник Сталину, то ли живого Иосифа Виссарионовича. Нормальный какой-то концерт, и вдруг выскакивает какой-то хлыщ в белом костюме и давай, суча ножками, петь «Верните Сталина, верните Сталина», и все как-то вприсядку, и вдруг его подхватывают ветераны, все встают, начинают аплодировать — на полном серьезе, ребята, это я не выдумывал, это не галлюцинация, я не Пастер и не Рентген, который, когда открыл рентгеновские лучи, был полностью уверен, что он спятил, он ходил обследоваться к психиатрам, он требовал, чтобы кто-нибудь был свидетелем, он не бежал заявлять о своем открытии. Это интересная для тебя черта о господине Рентгене. То есть я это вижу своими глазами. Я понимаю, что действительно ведь самое интересное, что в Кремле вот этих шизофреников-черносотенцев, как правило, нет. Там очень практичные ребята, которые мечтами, мыслями и своими представлениями давно находятся на каких-нибудь Канарах.

Юлия Латынина: Но Якунина это не касается.

Николай Солодников: Он уже не в Кремле.

Александр Невзоров: А он никогда и не был.

Юлия Латынина: Он все равно в небесном Кремле.

Александр Невзоров: Нет, он не в небесном, он нигде — он был очень сложно убираемой фигурой, к тому же не забывай, что Якунин — это тот феникс, который воскреснет.

Юлия Латынина: Кто бы сомневался. Так и я об этом.

Александр Невзоров: Да, он воскреснет, безусловно. Нет, ну это же частности. Мы говорим только о том, что да, действительно, этот несчастный Кремль с Россией перепробовал все способы ее сохранить, и выяснилось, что единственный способ ее сохранить — это выпустить на волю из всяких секретных пробирок древнюю, тайную, страшную заразу патриотизма, национализма, черносотенства, взаимной ненависти, и ее действительно никакими другими способами сохранить невозможно, потому что любые демократические процессы, любая правда, любая свобода, любое достоинство, любая честность, любое просвещение, любая наука разнесут эту Россию к чертовой матери, по крайней мере, не оставив от ее сегодняшней территориальной картинки ни следа, ни воспоминания. Вот это тоже надо понимать. Я не очень согласен с Юлей. Ведь Римская империя существовала в тот период... Знаешь, вот когда на Земле зарождалась органическая жизнь, благодаря чему она зародилась? Она зародилась благодаря тому, что не было или ничтожно мало было...


Юлия Латынина: Не было кислорода?

Александр Невзоров: Да, не было кислорода, не было окисляющей мощной среды, которая не дала бы произойти множеству-множеству серьезных химических процессов. И в Римской империи не было ни интернета, ни прессы, ни даже молвы как таковой с учетом огромных расстояний. Римская империя могла позволить себе распадаться долго. У нас это все происходит очень быстро, у нас все идет в таком несколько мультяшном варианте. Потому что уже идет по накатанному, и нет необходимости запинаться у известной проблемы. 

Но, как это ни удивительно, ничего общего с Римской империей. Римская империя существовала в силу того, что она действительно была доминирующей силой мира, она была хозяином мирового порядка, она была блистательна совершенно, но этого никогда не было ни у Советского Союза, ни у России. Это всегда были насильственно скрепленные вот теми самыми отвратительными и позорными обручами типа мракобесия, тупости, торжества милоновых и мединских. Кстати говоря, по поводу вашей любви к истории: давайте вспомним святого преподобного Мединского, мерзавца, который говорит, что из всех искусств для нас важнейшим является история. Это замечательное признание, потому что он как никто понимает, что вот эту безумную, безумный хаос, безумную структуру, у которой нет никакого смысла сосуществовать, по крайней мере, в той территориальной картинке, которую мы имеем, и ее не связать ничем иным. Притом что мы все, в общем, знаем, что русская история в той или иной степени — это набор чудовищной и смешной лжи, эта ложь начинается с сексуального маньяка...


Юлия Латынина: Я перебью буквально на одну секундочку — по поводу Мединского. У меня была очень смешная история. У нас был «Клинч» на «Эхе», после этого «Клинча» мы выходим, и я ему говорю: ну какой же вы все-таки мерзавец. А он говорит: вы же понимаете, что объективной истины в истории нет вообще, что фактов не существует? Я так — отвешивается у меня челюсть, я думаю: какой ужас, что у меня нет магнитофона, вот я не могу это записать, потому что если я скажу, что он мне это сказал, то не никто не поверит. А потом я прихожу домой, открываю интернет, и оказывается, что это его публичное многократное заявление.

Александр Невзоров: Надо сказать, что это единственное разумное, что он сказал за всю свою жизнь, надо отдать ему должное. Действительно не существует и не может существовать, потому что правда, согласно моему определению, это то, что можно проверить.

Юлия Латынина: Но археологию можно проверить.

Александр Невзоров: Ну, археологию можно проверить и при этом трактовать множеством различных способов.

Юлия Латынина: Но, по крайней мере, можно проверить.

Александр Невзоров: Ну, можно...

Юлия Латынина: Очень трудно утверждать, что Рим стоит, когда вот...

Александр Невзоров: Нет, это... Скажем так, такие непринципиальные вещи, не имеющие отношения к пламени истории — тебя же интересует не пепел, черт возьми, истории, а пламя истории, вот температуры, в которых плавились и создавались империи или те ожоги, которые получали те или иные государственные образования и загибались в муках после этого.

Юлия Латынина: Александр, я все-таки не разделяю такого полного агностицизма, потому что как раз...

Александр Невзоров: А какой же здесь агностицизм?

Юлия Латынина: Мой тезис заключается в том, что в истории действительно безумное количество вранья и очень часто это вранье устроено прямо современниками, но тем не менее, то, о чем я говорю, это — вот я сказала только что, если переводить на человеческий язык, что великого переселения народов не существовало, что великое переселение народов — это мем, придуманный для объяснения того, почему распалась Римская империя, чтобы не упоминать слово «христианство». Они винили великое переселение народов по той же причине, по которой мы виним Америку в своих проблемах.

Александр Невзоров: Юленька, ну...

Юлия Латынина: Да, это сделали готы, чтобы не говорить, что это они сделали сами.

Александр Невзоров: Юля, Моммзен не стеснялся говорить, что это сделали христиане, и очень многие...

Юлия Латынина: И Гиббон не стеснялся.

Александр Невзоров: И Гиббон не стеснялся говорить, что это сделали христиане. Поэтому непонятно, кого ты винишь. Но мы же обязаны все равно опять пересчитывать на себя, и когда мы говорим о России, то мы в полном абсолютно находимся заду, потому что у нас нет даже как бы ни одной разумной и четкой зацепки: а вот за что бы, собственно, закрепиться для того, чтобы высчитать вектор своего развития? У нас есть одно сплошное вранье, которое начинается вот с этого сексуального маньяка — князя Владимира, серийного убийцы, затем нам срочно нужны...

YBrmVOC3k4EN-QGXBfAGEA.jpg
Слева направо: Юлия Латынина, Николай Солодников и Александр Невзоров
Фото: Аня Груздева / «Открытая библиотека»

Юлия Латынина: Одну секундочку, если говорить о нашей истории, то она просто действительно начинается с очень недостоверных вещей, а римская история все-таки гораздо более субстанциальна.

Александр Невзоров: Скажем так — да, безусловно, совершенно, за счет и более богатой археологии, за счет большего количества памятников. Но мы не сможем никогда оперировать теми как бы фактами, которые предлагает нам Римская империя, потому что мы опять-таки не получим никакого результата. Вот задумайся, Латынина, на одну тему: почему, почему история никого ничему не учит? Потому что она не является наукой, потому что...

Юлия Латынина: Одну секундочку: я могу привести пример, когда история чему-то кого-то научила.

Александр Невзоров: Например?
Юлия Латынина: Была совершенно знаменитая история про фараона, кажется, Тутмоса III, который собирался воевать с городом, известным как Мегиддо. Это тот город, где должен был потом с точки зрения евреев происходить Армагеддон, и к городу вело три пути, любой, кто приедет в современный Израиль, средний из этих путей может видеть — это, собственно, главная магистраль, которая теперь ведет из Тель-Авива в Мегиддо, короткий путь, лежащий по долине в ущелье, и два других было боковых. Сохранился известный папирус, в котором фараон, очень молоденький, рассказывает, как его военачальники обсуждали, какими путями идти, они были осторожны, они сказали: ну, мы, конечно, пойдем сбоку, потому что никакой идиот не пойдет по прямому пути, потому что там нас ждет засада. На что фараон сказал: не, ребят, все думают, как вы, поэтому мы пойдем прямым путем, потому что засады там не будет, потому что никто не будет ожидать, что мы воспользуемся именно им. Фараон пошел, взял Мегиддо. Собственно, почему это говорю: потому что в Первой мировой войне один из британских генералов, который воевал в тех же местах и с тем же успехом — он тоже взял Мегиддо у турок. А когда его спросили, как вы решились пройти этим ущельем, он сказал: а я знал папирус про фараона Тутмоса. Вот видите, какая польза.

Александр Невзоров: Нет, некорректно. Потому что один маленький частный пример. Если бы мы не имели того кошмара, который мы имеем и в межлюдских, и в социальных, и в государственных отношениях, а ведь история — штука глобальная, и одно дело — взять какую-то крепостюшку или выяснить, что действительно в эту розетку лучше не совать сразу два пальца....

Нет, у нас положение хуже, потому что у нас нет под ногами вообще никакой почвы. У нас сразу следом за князем Владимиром возникает потребность в собственных святых, и дальше все, как в известной песне поется, «я тебя слепила из того, что было» — возникают Борис и Глеб, которые вообще никаким ни сном, ни духом. Один долго рассказывает своим убийцам, что я еще маленький, меня убивать нельзя, Глеб — почитайте житие. То есть зацепиться даже за какое-то мученичество или за какую-нибудь фактурку мы не можем. Потом возникает загадочный и абсолютно позорный образ Александра Невского, который, кстати говоря. Тоже вот очень интересная штука, если вам придется когда-нибудь с кем-нибудь дискутировать, придется сражаться по поводу Александра Невского во имя свободомыслия, вы всегда спрашивайте у своих оппонентов следующее. Смотрите, значит, у нас есть...


Юлия Латынина: С кем он сражался против кого.

Александр Невзоров: Нет. То, что тогда на Чудском озере, если такое вообще было, русские, к сожалению, сражались за право оставаться в рабстве у татар, это понятно, да, и то, что они сражались против Европы, против просвещения по одной простой причине — их, в общем, на это подначили попы, а то, что руководило попами, тоже легко понять: монголы свечек не продают, а католики свечки продают, следовательно, монголы не конкуренты, а католики — конкуренты, нафиг они нужны. Дело не в этом.

Смотрите, ведь у нас есть параллельно два таких святых и два таких исторических деятеля, это я вам серьезно говорю это красивая штука, можете употреблять: Михаил Черниговский и Александр Невский. Михаил Черниговский, прибыв в ставочку к Батыю, отказывается пройти гнусный языческий обряд, отказывается подчиниться каким-то татарским демонам и принять какое-то поклонение огню и прочему. Его немедленно убивают. Александр Ярославич посещает Орду в то же самое время, но посещает абсолютно беспрепятственно, въезжая и уезжая. Мы вправе сделать вывод о том, что он этот обряд прошел без проблем.

И вот из всей вот этой вот лжи, которая закончится, там, я даже думаю., что она еще и не закончится, потому что вся история Второй мировой войны, вот как недавно вскрылось, как будто бы этого никто не знал, эта история про панфиловцев.

А Куликово поле чего стоит! Слушайте, ну есть же действительно, почему я говорю про то, что истории доверять нельзя. Вот, может быть, кто-нибудь и мне объяснит, в чем там дело было.

Мы знаем историю про Куликовскую битву в таком смягченном, приятном варианте, типа того, что Тохтамыш поручил московскому князю Дмитрию разгромить какого-то там восставшего против него ублюдка, и от имени и по поручению татарской Орды ублюдок был разгромлен. Это считается днем русской воинской славы. Дело не в этом. Дело в том, что существуют очень интересные показания. Во-первых, это есть — латынинщина заразна, - Юля, я... Да.

Юлия Латынина: Потому что заметьте, он нам как раз рассказывает, что в истории было на самом деле, то есть как оно все-таки было на самом деле и существовало.

Александр Невзоров: Нет, подожди. Вот простой пример: с одной стороны имеем каноническую трактовку Куликовской битвы. С другой стороны, возьмем Дитмара Любекского, который был очень известным францисканцем-хронистом и вообще занимался летописями Ганзейского союза, ему до этой вашей Варварии, до того, как там дерутся эти татары между собой, никакого дела не было.

Потом был Иоганн Пошильге, такой замечательный историк, и был то ли Кранц, то ли Кранч, там по-разному читается, Альберт. Вот они все в один голос, описывая эту так называемую Куликовскую битву, рассказывают, что да, действительно, русские там сцепились с татарами и действительно этих татар частично повырезали и думали, что на этом все кончилось, но в этот момент воины Великого княжества Литовского взяли и перебили всю эту русскую армию.

То есть, опять-таки, мы видим, что по любому историческому событию есть абсолютно альтернативная трактовка и набор абсолютно альтернативных фактов — правду мы не узнаем никогда. Почему никогда нельзя строить представления о жизни и представления об общественных отношениях на основании любых вообще любых адресаций к истории? Я бы вообще рекомендовал всю эту фигню забыть, на самом деле. Абсолютно непринципиально, кем был Аменхотеп...

Юлия Латынина: Вот смотрите, как он забыл историю. Просто вот каждый день забывает, чувствуется.

Александр Невзоров: Правильно совершенно, но я считаю, что без разницы, кем был Аменхотеп — новгородским князем или египетским фараоном. Ну без разницы, это все все равно history, а не история в полном смысле этого слова, и вообще нужно от этого отказаться и не базироваться на этом. У нас есть сегодняшняя чудовищная реальность, которая неизвестно к чему нас приведет. Хорошо тем патриотам, которые живут на высоких этажах, на 10-11...

Юлия Латынина: И на Канарских островах.

Александр Невзоров: Нет, нет, на 10-11 этаже — они будут иметь удовольствие видеть сразу весь набор ядерных взрывов перед собой, это красивое зрелище, несомненно. А тем, кто живет этажами пониже, в общем, это будет далеко не так интересно, они даже компенсации зрительной в последний момент не получат. Все слишком, увы, все слишком дьявольски серьезно. И несмотря на всю мою почтительность к Юлии, я не понимаю, как можно к этому прикладывать вот этот кривой, корявый, с нечеткими рисками исторический аршин и с помощью него пытаться измерить сегодняшний день. Юля, объясни вот это вот. Давай ты снова, давай вот ты вылупишься из этого страшного яйца историка и снова станешь тем публицистом, которого мы все, начиная с меня, все любим и бесконечно ценим, давай ты вернешься, вот, ну, не знаю, как Царевна-лягушка, вернешься в свою вот эту естественную кожу и скажешь то, что ты думаешь, а не будешь читать лекции, блин, про этих Валентов и Феодосиев, о которых... Ты же увлеченно говорила, а я наблюдал лица.

Юлия Латынина: Ну, лица тоже как-то... Я могу совершенно честно сказать, что то что происходит сейчас в России, помимо всего, еще настолько неинтересно, что гораздо интереснее более крупные закономерности и более крупные вещи. Вот я могу с тобой согласиться, что всякая история — это history, это вот история, как говорил Булгаков, «сегодня на Патриарших будет интересная история». Это, собственно, есть мой главный тезис — история состоит из событий, а не из закономерностей, и события только потом складываются в закономерности, когда они окаменеют. 

Я думаю, что многие из этих событий, конечно, мы никогда не восстановим, но тем не менее точно так же, как сказать, что в истории ничего нельзя установить, это все равно что сказать — как нельзя расследовать никакое уголовное дело. Есть уголовные дела, которые нельзя расследовать, а есть уголовные дела, которые можно расследовать вполне уверенно, а есть что-то посередине. 

И, например, история такой нами обоими любимой веры, которая называется христианство. Вот в «Деяниях апостолов» сказано, что после того, как апостол Павел по дороге в Дамаск прозрел и услышал глас Христа, он направился в Иерусалим, там он повстречался со всеми апостолами, и ему поручили проповедовать среди язычников, в то время как апостол Петр проповедовал среди иудеев. Вот мы можем точно сказать, что это «Деяние апостолов», скорее всего, возможно, написано человеком, который был непосредственным спутником Павла и который написал Евангелие от Луки, то есть Лука. Скорее всего, даже не скорее всего, а на 100% мы знаем, что это вранье, потому что мы знаем из собственных Посланий апостола Павла, которых 13 содержится в Новом Завете, из них 7 считаются подлинными...

И вот в этих Посланиях черных по белому написано, что ни в какой Иерусалим он, услышав вот этот глас, не пошел, что он пошел проповедовать дальше, что только через три года он пришел в Иерусалим, где не встретился ни с кем, кроме Иакова, он не видел там Петра, и вернулся потом в Иерусалим только через 14 лет, а по дороге он страшно поцапался со всеми апостолами, в том числе Петром, потому что апостол Павел проповедовал, что спастись достаточно верой, а все остальные апостолы, в том числе Петр, которые, видимо, потом сгинули, потому что то христианство, которое есть — это наследие Павла, как раз проповедовали, что надо обязательно соблюдать иудейский обряд.

По этому поводу у них были страшные склоки, и мы видим эти склоки в Послании к Галатам и нескольких еще других текстах. Которые точно принадлежат апостолу Павлу. То есть человек, который писал «Деяния апостолов», просто врал, причем он врал совершенно сознательно — он хотел представить Павла человеком единомышленником Петра, в то время как они были совершенно очевидно, как Троцкий и Сталин. Вот некоторые вещи, которые мы можем выяснить, сопоставляя источники.

Александр Невзоров: Если речь идет о губительной силе христианства на судьбу империи, я правильно понимаю, да?

Юлия Латынина: Ну нет. О том, что мы можем кое-что выяснить.

Александр Невзоров: Мы можем кое-что выяснить. Но мы не можем ничего выяснить, сейчас тебе объясню, почему, и вам всем тоже постараюсь объяснить, почему.

Смотри. На самом деле произошла чудовищная подмена, и, как ты знаешь, существует 238 уран — весьма гадкая штука, но он проходит определенные циклы, определенные трансмутации и превращается в обычный 206 свинец, из которого вы все делали когда-то грузила, это происходит в течение многих миллиардов лет. Вот такая же история произошла примерно с христианством — то есть оно выгорело, оно видоизменилось, оно трансмутировало в нечто, ну, скажем так, будем откровенны, в нечто не столь опасное, как было. Почему это произошло? Что такое вообще религиозная вера? 

Религиозная вера — прежде всего, набор условных рефлексов. Можно от этих слов упасть в обморок, можно восхититься точностью и краткостью формулировки, но тем не менее это так, и, как всякий набор условных рефлексов, это абсолютно искусственная вещь, она появляется либо через подражание, либо через научение и может видоизменяться как угодно. Но поскольку каждый раз эти условные рефлексы детерменируются совершенно разными обстоятельствами, они сами немножко изменяются, и нет ничего удивительного в том, что за двадцать веков христианство существенно изменилось. Мы действительно можем, ладно, давайте...

3i1IY29LVW0iBf_TN4nYGQ.jpg
Александр Невзоров
Фото: Андрей Мишуров / «Открытая библиотека»

Юлия Латынина: Александр, мы прекрасно с тобой знаем, что оно изменилось за первые 30 лет, причем до неузнаваемости, и потом еще менялось каждые 30.

Александр Невзоров: Мы еще можем найти каких-то безумцев, по крайней мере, даже если 1% того, что описано в патристике, того, что описано в житиях святых, правда, то мы видим, что люди были готовы не только мучить — они были готовы еще и мучиться. Вот сейчас ты уже не найдешь тех, которые готовы мучиться. Они готовы мучить, но мучить можно во имя чего угодно.

Юлия Латынина: Это российские.
Александр Невзоров: Мучить можно во имя чего угодно, и какой-нибудь святой Агнессы, которая прижигала себе поленом пылающим влагалище, чтобы не испытывать никаких чувств и желаний, мы уже не найдем, мы найдем уже только кого-нибудь, кто с этим поленом лезет к кому-нибудь другому в то же самое место. То есть осталось — да, ненависть осталась как повод для агрессии, как повод для свирепости осталась, но сама вот та жертвенническая суть, хотя это тоже ни о чем не говорит, и наличие мучеников не говорит о подлинности идеологии, доктрины или о силе. 

Почему? Мы помним: Джонстаун, где, по-моему, 896 или 898 человек одновременно приняли отраву, чтобы доказать справедливость мысли своего лидера Джонса. Мы помним корейских школьниц, которые попадали в наводнение, держа над головой портреты Ким Чен Ира, и чтобы эти портреты не замочить, они так и оставались, они не плыли, не могли работать руками, до тех пор, пока не захлебывались, и какое-то время еще торчали портреты. Наличие мучеников вообще ни о чем не говорит. Мы только говорим о трансформации христианства и о том, что сегодняшнее христианство уже, по сути, ни на что влиять не может. Это 206 свинец.

Николай Солодников: Вы сейчас ответите. Давайте мы проводим с аплодисментами Nevex TV — спасибо, ребята. Спасибо, что были с нами, аплодисменты. Редчайшие мерзавцы, на мой взгляд. До свидания. Друзья, давайте проводим аплодисментами еще раз. Они хлеще «Lifenews» работают. Они снимают без разрешения, пришли без разрешения и снимают всю программу. До свидания. Друзья, вот два молодых человека и женщина, провожаем аплодисментами, спасибо огромное, до свидания, до свидания, спасибо. Будьте внимательны, когда приходят к вам на мероприятия, обычно они не спрашивают разрешения. Спасибо огромное, до свидания. Да, пожалуйста.

Юлия Латынина: Нет, собственно, мне возражать нечего, потому что с тезисом о том, что, слава богу, христианство утратило...

Александр Невзоров: ...основной ядовитый потенциал, который в нем изначально заключался.

Юлия Латынина: Тот харизматический и миссионистический потенциал оно утратило. Но если мы здесь уж будем обсуждать христианство, а не империю, то я думаю, что вот Александр Глебович со мной согласится, что эти трансформации происходили с христианством с самого момента его зарождения. В частности, есть все основания полагать, что тот Иисус Христос, который реально проповедовал в Галилее, проповедовал, считал себя Мессией, ну или сыном Бога, но многие из его учеников считали себя Мессией, приход которого означает мгновенное падение римлян и торжество, что тот — я чуть-чуть перепоправлюсь, - что тот Иисус Христос, который проповедовал в Галилее, был очень похож на тех проповедников культа карго, которые проповедовали в Меланезии в 20-х годах. Вот эти проповедники культа карго проповедовали, что, ребята, вот сейчас исчезнут проклятые белые, а все их товары окажутся у нас, потому что мы знаем секрет карго. 

И Христос, как и многие другие реакции культуры, когда более по какой-то причине ущербная культура сталкивается с агрессивной цивилизацией, становится колонией, Христос проповедовал, собственно, вещь, очень похожую на те, которые сейчас говорят в России, которые сейчас говорят на Ближнем Востоке. Христос проповедовал, что сейчас кончится Римская империя, вместо нее будет такая же иудейская империя, царство Божие на земле, во главе которого будет стоять царь иудейский из дома Давидова, то есть он сам, или так считали его апостолы. И Христос проповедовал очень материальные вещи, которые остались в Евангелии, их не успели оттуда вычистить. Он говорил, что тем, кто сейчас идут со мной, достанется стократ более домов и достанется стократ более земель — очень смешно, как это пытаются объяснить современные комментаторы, потому что они рассказывают, что, знаете, когда Христос обещал стократ более домов, он не имел в виду стократ более домов, он имел в виду небесные блага. 

Но Иисус Христос  обращался к живым людям, которые прекрасно понимали, в чем разница между стократ более домов и небесными благами. Знаете, если вы заключаете разговор с банком и вам обещают 10%, а потом говорят: извините, я имел в виду вашу духовную выгоду, то вы сочтете, что это мошенники. Значит, если Христос говорил о стократ более домов, значит, он, скорее всего, все-таки имел в виду именно то, что говорил. 

Вот этот вот первый месседж, что таких мессий было очень много тогда в Иерусалиме, это были различные воинственного рода мессии, которые обещали немедленное падение Римской империи — ну, примерно так же, как сейчас на Ближнем Востоке все эти исламисты рассказывают, что сейчас проклятая Америка падет и воссияет духовный ислам, и примерно так, как наши власти рассказывают, что вот сейчас по какой-то причине эта проклятая Америка падет, а почему она падет — потому что мы духовные, и вообще она падет, потому что нам так хочется. Я помню, я как-то была на Алтае и говорила с человеком, который совершенно замечательную мне выдвинул гипотезу. Он сказал: а вообще здесь будет центр мира, потому что произойдет землетрясение, и Америка рухнет, а Алтай останется. 

На самом деле его месседж был очень близок к месседжу, я боюсь, ранних христиан, вот еще до смерти Христа. И, собственно, первая трансформация, которая случилась с христианством, заключалась в том, что когда Христа распяли,  эти бедные люди, которые ходили с ним и думали, что сейчас они будут сидеть на двенадцати золотых тронах и судить племена Израилевы, и которые считали, что Царство Божие на земле не просто близко. Христос говорил, что если я воскрешаю людей и творю чудеса, то, значит, достигло вас уже Царство Божие, то есть, собственно, чудеса, совершаемые Христом, были свидетельством того, что Царство Божие — вот оно, уже вот. 

И вдруг Царство Божие уплыло, ни стократно домов, ни стократно земель, все сидят с носом. И вдруг кому-то из них в голову пришла совершенно замечательная мысль, что он сейчас снова вернется, и стократ домов все-таки будет. И, собственно, эта замечательная мысль продолжала владеть христианами еще очень долго, потому что, собственно, апостол Павел продолжал настаивать, даже уже после нескольких изменений христианства, продолжал настаивать, что второе пришествие случится вот-вот. То есть в этом смысле христиане первоначально отличались от других многих иудеев, которые ждали Мессию воинственного, который уничтожит Рим. Только тем, что все иудеи ждали еще какого-то Мессию, они не знали, какого, а эти ждали, что вот этот вернется, потому что он уже один раз воскрес. И, собственно, апостол Павел продолжал утверждать, что второе пришествие случится еще при жизни многих из его последователей, и только спустя сто с лишним лет, когда стало ясно, что Христос задерживается, родилась гипотеза, что у Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день, и, знаете, это неизвестно, когда будет, но жить мы должны мирно. И вот так многократно христианство претерпевало разные изменения, некоторые из которых, кстати...

Ответить

Фотография Стефан Стефан 13.09 2015

Характер кризиса III века и причины его возникновения

 
«Вопрос о характере кризиса III века является ключевым при рассмотрении других указанных выше теоретических аспектов проблемы. От ответа на него зависят и трактовка причин возникновения этого кризиса, и определение его хронологических рамок и особенностей развития, и установление места данного кризиса в истории римского государства.

В литературе характер кризиса III века в Римской империи определяется далеко не однозначно. Историки называют этот кризис политическим2, внутри- и внешнеполитическим3, социальным4, экономическим и финансовым5, политическим, военным и финансовым6, политическим, социальным, экономическим и культурным7, всеобщим8. При этом они не всегда обосновывают свои суждения по данному вопросу и опровергают другие мнения по нему.

На наш взгляд, определение характера кризиса III века в Римской империи невозможно без уяснения трактовки самого понятия “кризис”.

Историки, исследующие события римской истории III века н.э., достаточно часто употребляют термин “кризис”. Но не все объясняют, что следует под ним понимать. Сравнение же имеющихся трактовок данного понятия показывает, что представления современных антиковедов о сущности кризисных явлений весьма различны.
 
По мнению П. Галлиона, кризис – это эра политических и военных трудностей9. Р. Рис полагал, что кризис – не просто механизм перемен. Лучше всего, считал ученый, понятие кризис трактовать в медицинском смысле – как момент достижения болезнью в своем развитии высшей точки, когда разрешается вопрос о дальнейшем выздоровлении или смерти пациента10. Д.С. Поттер понимал кризис как “время обострения трудностей или опасности”11.
 
А. Шастаньоль отмечал, что в политэкономии под кризисом понимается короткий момент трудностей, но в случае с кризисом III века в Римской империи нужно вести речь о длительном периоде неурядиц и упадка12. Ф. Жак считал, что термин “кризис” применим для обозначения периода трансформации, нарушения равновесия13.

По сравнению с антиковедами других стран больше внимания понятию “кризис” уделяют немецкие историки. Некоторые из них обращаются к толкованию этого термина Я. Буркхардтом14, считавшим, что кризисы в мировой истории представляют собой совокупность экономических, социальных, политических и духовных перемен, в результате которых происходит ускоренный процесс замены старой системы новой15. По его мнению, такой кризис наблюдался в эпоху переселения народов16. Но Г. Альфельди, возражая против последнего утверждения Я. Буркхардта, “настоящим кризисом” (“echte Krise”) Римской империи называет именно кризис III века17. По его мнению, под кризисом следует понимать такие структурные изменения , которые ведут к ликвидации существующего порядка вещей или, по меньшей мере, к возникновению угрозы его существованию18. К. Фитчен описывает два варианта представлений о кризисе и его преодолении: во-первых, кризис может пониматься как угроза существованию имеющегося положения вещей, а преодоление кризиса – как устранение данной угрозы и сохранение существующего порядка; во-вторых, кризисом следует называть не только угрозу, но и глубокие изменения в положении вещей и формах сознания, а его преодолением – чисто физическое устранение угрозы с целью спасения прежнего порядка19. Ф. Кольб предлагает толковать понятие “кризис” в соответствии с древнегреческим значением этого слова, как “момент решения” (“Augenblick der Entscheidung”). По его мнению, этот термин ошибочно применяется при характеристике развития Римской империи в III в. н.э. По отношению к римскому государству, считает историк, понятие “кризис” следует использовать для тех отрезков времени, когда имелась угроза самому его существованию; в III в. н.э. такое положение было только в 60-е годы20.

Наибольшее внимание трактовке понятия “кризис” уделил немецкий антиковед К. Штробель. В фундаментальном исследовании он анализирует представления об этом понятии у историков, философов, простых обывателей разных эпох. На основе проведенного анализа историк излагает и свою трактовку данного термина. При повседневном, поверхностном толковании этого понятия, пишет К. Штробель, под кризисом понимают любые изменения, которые ведут к (субъективно) негативным, нежелательным последствиям, независимо от длительности протекания самих изменений21. По его убеждению, понятие “кризис” нужно связывать с феноменами обострения отношений, ясно проявляющихся возможностей преобразований или прекращения существования определенных структур и систем22. В истории римского мира, пишет далее историк, ускоренный всеобщий переворот после I в. до н.э., несомненно, происходил в десятилетия после 284 г. н.э. и продолжался до 30-х годов IV в. н.э., а в период между правлением последних императоров династии Северов и созданием тетрархии в Римской империи существовала стабильная система23.

В публикациях советских историков, освещающих события римской истории III века н.э., термин “кризис” употребляется также достаточно часто, но его толкование фактически полностью отсутствует.

Советскими философами исследование категории “кризис” было начато сравнительно поздно, и к настоящему времени опубликовано не так много работ, посвященных толкованию этого понятия. Можно считать, что изучение данной проблемы отечественными философами ждет своего продолжения. Однако уже сейчас в нем имеются определенные результаты, которые вполне могут быть полезными при изучении теоретических аспектов проблемы кризиса III века в Римской империи.

Возникновение кризисного состояния исторического явления советские философы связывали с процессом обострения его внутренних противоречий. Они исходили из того, что любое историческое явление представляет собой систему, имеющую определенную структуру. Составляющие структуру элементы находятся друг с другом в определенных взаимосвязях и занимают в структуре определенное место, играют в ней соответствующую роль. Взаимосвязи между структурообразующими элементами системы не являются слишком жесткими. В определенных границах существует свобода для изменений взаимосвязей между элементами и роли, которую играет в структуре каждый элемент. При этом, если мы имеем дело с достаточно сложным историческим явлением, каждый элемент структуры данного явления может быть рассмотрен как отдельная система с собственной структурой и набором образующих ее элементов24.

Если применить эти представления философов к материалу римской истории, то мы можем рассматривать Римскую империю эпохи Принципата как историческое явление с определенной структурой. Элементами этой структуры являются: территория, население, хозяйство, политический строй и т.д. В свою очередь, и каждый из этих элементов может быть рассмотрен как система. Например, политический строй ранней империи – система Принципата – в качестве структурообразующих элементов имел такие институты как народное собрание (комиции), сенат, принцепс, магистратуры, армия и т.д. Каждый из этих элементов занимал в структуре определенное место, находился в определенных взаимосвязях с остальными элементами и играл соответствующую роль в функционировании системы. Известно, что, например, сенат в правление отдельных императоров эпохи Принципата имел не одинаковое значение в политической жизни Римской империи. Но эти изменения роли сената не оказывали серьезного влияния на сущность политического строя римского государства рассматриваемого времени.

Итак, пока структурообразующие элементы системы в границах относительной свободы играют присущую для каждого из них роль, система функционирует нормально, и ее сущность остается неизменной. К изменению сущности явления могут привести перемены в наборе элементов и характере их взаимосвязей, следствием может стать ломка структуры системы. Таким образом, элементы выступают в процессе развития явления носителями тенденции изменчивости, а структура – тенденции устойчивости25.
 
По определению Н.Г. Левинтова, кризис – момент в развитии противоречия между структурой явления и ее элементами, при котором создается возможность разрыва единства между этими двумя сторонами явления26. Т.е. это такой момент, когда в результате перемен в характере взаимосвязей между элементами или возникновения возможности изменения набора элементов появляется вероятность изменения структуры явления и его сущности. Таким образом, кризисное состояние явления наступает тогда, когда какой-либо элемент (или несколько элементов) его структуры под влиянием определенных процессов, тенденций, изменений, происходящих внутри данной системы или вне ее, в своих взаимосвязях с другими элементами структуры начинает выходить за границы относительной свободы, претендует играть не ту роль, которая отведена ему в рамках конкретной структуры. Такой “бунт” элемента может привести к разрыву взаимосвязей между элементами структуры и создает угрозу существованию данной конкретной структуры. Чтобы сохранить свое существование, структура стремится вернуть “взбунтовавшийся” элемент на его прежнее место.

Начинается борьба между этим элементом и элементом (или элементами), который играет господствующую роль в данной структуре и заинтересован в ее дальнейшем существовании. Нормальное функционирование системы становится невозможным. Именно состояние, когда система не может нормально функционировать, советские философы называют кризисом27.

Подобная кризисная ситуация может охватить сложную систему целиком (например, все сферы жизни Римской империи). Такой кризис мы можем считать всеобщим. Но в кризисном состоянии может оказаться лишь один из элементов сложной системы. Тогда следует говорить о конкретном (экономическом, социальном, политическом и т.д.) кризисе. Конкретный кризис может быть составной частью всеобщего кризиса. Не исключено, что кризисом может быть охвачен только один элемент структуры, в то время как система в целом функционирует нормально28. Как подчеркивал Н.Г. Левинтов, важно различать кризис всей общественной системы, ее общий кризис от кризисов отдельных ее подсистем, ибо смешение разных видов кризисов приводит к перенесению особенностей, временных рамок и т. п. одних видов кризисов на другие29.

Продолжительность кризиса зависит от соотношения сил борющихся сторон – “взбунтовавшегося” элемента и структуры. Если в этой борьбе побеждает структура, результатом преодоления кризиса становится восстановление (возможно, с не оказывающими значительного влияния на ее сущность изменениями) прежней системы. Поражение структуры ведет к ломке прежней структуры, к образованию новой структуры с другим набором элементов, имеющих между собой определенные взаимосвязи, т.е. к замене одной системы другой. Так возникает новое историческое явление.

Конечно, изучение советскими философами категории “кризис” не может быть признано достаточно полным30. Думается, что внимания философов заслуживает проблема вызревания кризиса в случае “внедрения” в структуру системы новых элементов. Нет в исследованиях философов ответа, например, на такой вопрос: может ли в период протекания всеобщего кризиса общества в отдельных его подсистемах произойти не один, а несколько кризисов? Но и имеющиеся к настоящему времени результаты исследования советскими философами категории “кризис” могут оказать существенную помощь в осмыслении теоретических аспектов проблемы кризиса III века в Римской империи.

Попытаемся рассмотреть вопрос о характере кризиса III века в Римской империи с учетом вышеизложенных взглядов советских философов. Можно согласиться с выводом К.-П. Йоне, что общество и хозяйство Римской империи при Константине и правителях основанной им династии были совсем не такими, как при Антонинах31. Из этого вытекает, что в период между концом II и началом IV вв. н.э. римское государство прошло через кризис, результатом преодоления которого явилась замена одной системы другой. Но означает ли это, что данный кризис был всеобщим по своему характеру, т.е. что в указанный период в кризисном состоянии находились все сферы общественной жизни империи, а не некоторые из них? Ибо, как подчеркивал М.А. Селезнев32, признаки кризиса какой-либо из подсистем нельзя считать признаками начала кризиса всей общественной системы. (Начало кризиса экономической структуры общества этот философ связывал с возникновением конфликта между производительными силами и производственными отношениями. Социальный кризис, по его определению, есть кризис социально-классовой структуры общества, а политический – кризис его политической структуры33.) Следует ли из вышеуказанного заключения, что в данный период Римская империя пережила и политический кризис, являвшийся составной частью кризиса всеобщего?

Итак, о возникновении кризиса той или иной сферы общественной жизни Римской империи мы можем в том случае, если в ней наблюдаются явления, которые не были характерны для нее ранее, и они развились уже настолько, что угрожают существованию структуры этой сферы.
 
Сторонники взгляда на кризис III века как на всеобщий, охвативший все сферы жизни империи, называют такие явления: в экономике – разорение многих ранее доходных хозяйств, основывавшихся на эксплуатации труда рабов, распространение латифундий с колонами в качестве основной рабочей силы, упадок благосостояния городов вследствие развития ремесленных производств в латифундиях, использование в латифундиях примитивных форм хлебопашества и скотоводства, падение урожайности, запустение многих ранее обрабатывавшихся земель; в социально-классовой структуре общества – вытеснение рабского труда трудом колонов, прикрепление свободных ремесленников к профессиональным коллегиям, разорение мелких и средних муниципальных собственников, усиление экономических и политических позиций в обществе собственников крупных земельных владений, не входящих в городские общины; в политической жизни – частая смена императоров, возведение на императорский престол многих претендентов и их ожесточенная борьба за власть; в идеологии – падение значения традиционных римских духовных ценностей и культов, распространение восточных культов, в частности христианства34.

Тем не менее трактовка кризиса III века как всеобщего, охватившего все сферы жизни римского государства, нуждается в более глубоком обосновании. Можно согласиться с тем, что в III в. н.э. в экономике, социальной структуре общества, идеологии Римской империи наблюдались серьезные изменения. Но при этом возникает ряд вопросов: когда начались эти изменения – в III в. н.э. или раньше; имели ли они общеимперский характер или происходили только в отдельных регионах империи; были ли эти изменения настолько глубокими, что соответствующие сферы жизни римского государства не могли нормально функционировать в прежнем качестве? На эти вопросы к настоящему времени нельзя дать безусловно положительные ответы. Например, изучение развития экономики конкретных регионов Римской империи в III в. н.э. показывает, что далеко не «все они переживали худшие, по сравнению со II в. н.э., времена. На основе анализа свидетельств нарративных, эпиграфических источников, результатов археологических исследований историки приходят к заключению, что вплоть до середины III в. н.э. наблюдалось процветание (allgemeine Blute, the prosperity) главных отраслей экономики провинций Африки, Испании, Галлии, Германии, Британии, придунайских областей, Малой Азии35.
 
Ухудшение же экономического положения этих регионов в последующие десятилетия III в. н.э. было вызвано прежде всего событиями политического характера (вторжениями варваров, борьбой между претендентами на императорский престол), а не процессами, происходившими в сфере экономики.

На этом фоне положение в сфере политической жизни Римской империи в III в. н.э. выглядело явно кризисным. Политическая обстановка в римском государстве в этот период была далеко не стабильной. Частая смена императоров, многочисленные попытки узурпации императорской власти, решение вопроса о занятии императорского престола с помощью оружия, отказ населения значительной части территории государства признавать над собой власть Рима отнюдь не говорят о нормальном функционировании римской политической системы этого времени. Поэтому можно вполне уверенно говорить о политическом по своему характеру кризисе III века в Римской империи. Причем совсем не обязательно считать его составной частью всеобщего кризиса. Это был, если пользоваться формулировками советских философов, конкретный кризис – кризис политической системы, а именно системы Принципата. И в роли “бунтующего” структурообразующего элемента этой системы в данном кризисе выступала римская армия.
 
В структуре государственного строя Римской империи периода Принципата армия, как один из элементов этой структуры, занимала определенное место и была призвана играть в ней соответствующую роль. Она являлась важнейшей опорой власти принцепса, обеспечивала безопасность границ римских владений, мир и спокойствие внутри государства. Но в ходе бурных событий политической истории Римской империи в III в. н.э. отчетливо проявились претензии армии на совершенно другую роль в системе органов государственной власти: солдаты пытались влиять на характер внутренней и внешней политики императоров, брали на себя решение вопроса о том, кто должен быть правителем государства. Результатом этого “бунта” армии стала борьба между структурой и элементом политической системы империи, нарушение нормального функционирования системы. Этот политический кризис имел конкретные причины возникновения, свои хронологические рамки, особенности протекания и определенный результат его преодоления.

Различия в трактовке характера кризиса III века в Римской империи определяют и неоднозначность представлений историков о причинах возникновения этого кризиса.
Г. Ферреро считал кризис III века политическим по его характеру и полагал, что в его основе лежало полное уничтожение авторитета сената в глазах варваризовавшихся легионов римской армии. Это привело к тому, что в империи исчез всякий принцип законности императорской власти. Легионы стали возводить на престол своих ставленников, но они не признавались всей армией, следствием чего была частая смена императоров. Уничтожение же авторитета сената Г. Ферреро связывал с революцией, осуществленной Септимием Севером36.

По мнению М.И. Ростовцева, III в. н.э. – время социальной и политической революции в римском государстве, а кризис III века был не политическим, но определенно социальным37. Главную движущую силу развития Римской империи в III в. н.э. он видел в антагонизме между городом и деревней, между городской буржуазией и сельскими жителями. Интересы последних, считал авторитетный историк38, в политической борьбе III века выражали набиравшаяся из сельских жителей армия и выдвигавшиеся ею императоры39.

По концепции Ф. Альтхайма, ход событий римской истории в III в. н.э. определяла не классовая борьба, и вообще социальный момент не может иметь первостепенное значение. Историк считал приемлемым для объяснения причин возникновения кризиса III века учение Ранке о примате внешней политики. Сложная обстановка на границах империи, полагал он, сделала армию решающим фактором в деле выживания римского государства. В армии же к этому времени важнейшую роль стали играть представители варварских народов, которые начали оттеснять слабеющий народ италиков40.

В новейшей зарубежной историографии высказываются соображения, согласно которым при определении причин возникновения кризиса III века не следует преувеличивать значение каких-то конкретных факторов; развитие римского государства определялось влиянием на него целого комплекса разнообразных по своему характеру явлений, значение которых в отдельных регионах Римской империи не было одинаковым41.

В советском антиковедении 30-х – начала 50-х годов история Римской империи освещалась в соответствии с положениями сталинской концепции революции рабов, сокрушившей рабовладельческий Рим. В работах советских историков данного периода кризис III века рассматривался как один из этапов социальной революции, содержанием которой была борьба широких масс населения империи в союзе с армией и варварами против римских рабовладельцев. В соответствии с этими представлениями о сущности кризиса истоки его усматривались в обострении классовых противоречий в римском обществе в условиях кризиса рабовладельческой формации и зарождения новых феодальных отношений42.

С середины 50-х годов большое влияние на представления историков марксистского направления о характере и причинах возникновения кризиса III века оказывали взгляды Е.М. Штаерман. Данный кризис Е.М. Штаерман трактовала как всеобщий, т.е. охвативший все сферы жизни римского государства, по своему характеру, как явление, связанное с начавшимся с конца II в. н.э. кризисом рабовладельческого строя в Римской империи43.
 
Политическая история римского государства, согласно ее концепции, определялась не только борьбой широких эксплуатируемых масс против эксплуататоров, но и борьбой внутри господствующих слоев населения империи – между собственниками крупных земельных имений, уже не связанных с городами и эксплуатацией труда рабов, и муниципальными собственниками-рабовладельцами. Эта борьба внутри господствующего класса в политической сфере вылилась в борьбу между “сенатскими” императорами, выражавшими интересы собственников экзимированных сальтусов, и “солдатскими” императорами, которые, опираясь на армию, защищали интересы средних и мелких муниципальных собственников44.

Представления Е.М. Штаерман о характере кризиса III века и причинах его возникновения стали определяющими при трактовке этих вопросов другими советскими и зарубежными историками-марксистами45. Но утверждения Е.М. Штаерман о всеобщем характере кризиса и обусловленности его возникновения и развития социальными противоречиями в римском обществе вызвали и возражения как зарубежных46, так и некоторых советских историков.

H.Н. Белова и М.Я. Сюзюмов выступили против трактовки Е.М. Штаерман кризиса III века как проявления кризиса рабовладельческого способа производства в Римской империи. По их мнению, данный кризис порожден не разложением рабовладельческих отношений, а традиционной политикой управления империей как полисом и концентрацией богатств в Риме, что вызвало серьезное перенапряжение материальных сил, особенно в среде мелких и средних собственников47.

Изложенные соображения H.Н. Беловой и М.Я. Сюзюмова не получили оценки в историографии. Можно отметить, что в их концепции более глубокого обоснования требуют вопросы о целях, которые ставили перед собой выдвигавшиеся в провинциях претенденты на императорский престол, о результатах преодоления кризиса и др.

А.В. Игнатенко разделяла взгляд Е.М. Штаерман на кризис III века как на всеобщий по его характеру. Но она считала, что римская армия вследствие происходивших в ней процессов варваризации, провинциализации и демократизации утратила тесные связи с центральной властью; легионы, а также жители колоний военнопоселенцев и поселений ветеранов перестали осознавать себя представителями римского правительства на местах и нередко объединялись с провинциалами, участвуя в их национальной и социальной борьбе. Следовательно, римская армия вышла из подчинения центру, перестала быть орудием власти класса рабовладельцев. В этом, по мнению А.В. Игнатенко, состояла суть политического кризиса III века48.

Несомненно, указанные А.В. Игнатенко процессы, происходившие в армии, влияли на отношение солдат к центральной власти империи. Однако она преувеличивает степень единства армейских кругов с гражданским населением провинций, участия солдат в “национальной и социальной борьбе” провинциалов. Утверждая, что римская армия перестала быть орудием власти класса рабовладельцев, А.В. Игнатенко оставляет открытым вопрос о том, орудием какого же другого класса являлась теперь эта армия.

Особую концепцию причин возникновения кризиса III века излагает А.В. Коптев. Обострение социально-политических отношений в римском государстве в III в. н.э. он напрямую связывает с эдиктом императора Каракаллы от 212 г. н.э. В результате расширения гражданского коллектива до границ империи, считает историк, изменилось соотношение классов, расширились масштабы распространения частной собственности, что потребовало реорганизации политической системы. На этом основании он приходит к заключению, что в категориях марксистской науки события римской истории в III в. н.э. можно назвать социальной революцией, а кризис III века, хотя и связанный в своих проявлениях с политическими неурядицами и экономическими проблемами, “был по существу не экономическим или чисто политическим, а кризисом социальным. Точнее, в связи с неполной расчлененностью социального и политического строя ранней империи его можно определить как социально-политический кризис”49. Глубинная же основа кризиса III века “состояла в существенном изменении отношений собственности на основное средство производства – землю”50.

При оценке изложенных взглядов А.В. Коптева на характер кризиса III века и причины его возникновения следует, конечно, учитывать тот момент, что в его задачи не входило детальное изучение особенностей социально-политического развития Римской империи во II–III вв. н.э., поскольку в целом его работа посвящена более позднему периоду римской истории. Анализируя такое явление, как кризис, он не раскрывает свое понимание этого термина. На наш взгляд, в его концепции переоценивается влияние эдикта Каракаллы на социально-политическую жизнь Римской империи в III в. н.э. и совершенно игнорируется значение в этом плане других процессов и явлений.

При определении причин политического по своему характеру кризиса III века в Римской империи необходимо, по нашему мнению, не ограничиваться выяснением значения для вызревания этого кризиса явлений и процессов, происходивших в социально-политических отношениях римского государства в период, непосредственно предшествовавший началу критического положения. В этом плане весьма ценны суждения Г. Альфельди о том, что было бы неправильным искать какую-то одну главную причину возникновения кризиса III века; данный кризис вызрел под влиянием совокупности причин внутреннего и внешнего характера (“Zusammenwirken innerer und äusserer Ursachen”)51.
 
Вызреванию кризиса политической системы Римской империи способствовали и сложности экономического характера, и изменения в социальной структуре римского общества, и обстановка на границах империи, и сдвиги в идеологии и психологии римлян. Конечно, совершенно нереально определить, в какой степени каждый из названных факторов способствовал возникновению данного кризиса. Но поскольку речь идет о кризисе политическом по своему характеру, при выяснении причин его вызревания необходимо исходить из особенностей политической системы Римской империи накануне начала кризиса.

Возможность возникновения политических кризисов в римском государстве периода ранней Империи была заложена в самой системе Принципата. По определению А. фон Премерштейна, “ахиллесовой пятой” этой системы являлся вопрос о наследовании власти принцепса52.
 
Официально принцепс не был наследственным монархом. Законность власти каждого нового правителя Римской империи базировалась на признании его полномочий носителями высшего суверенитета в государстве – сенатом и римским народом (а фактически – одним сенатом). До тех пор, пока законность власти императора не оспаривалась какой-либо политической силой, такая система функционировала нормально. Но как только какой-либо из элементов структуры этой политической системы (сенат, преторианская гвардия, пограничные войска) ставил под сомнение законность власти императора или правильность проводимой им политики, система переставала нормально функционировать, возникал политический кризис в форме дворцового переворота, военного мятежа или гражданской войны.

Прочность позиций правившего императора определялась в первую очередь лояльностью по отношению к нему армии. Поэтому солдаты должны были быть уверены в законности власти императора, удовлетворены условиями службы и проводимой императором внутренней и внешней политикой. Но к началу III в. н.э. под влиянием ряда факторов лояльность армии по отношению к центральной власти существенно ослабла. К этому времени заметно падает авторитет сената – органа, обеспечивавшего своим решением о предоставлении ему соответствующих полномочий законность власти императора. Как отмечал Э. Гримм, авторитет сената базировался не на его фактическом положении в государстве в данный период, а на римской традиции. Но чем дальше от Рима, тем меньшее значение в глазах жителей империи имела эта традиция53.
 
Важность сената как государственного учреждения была связана с особым положением в империи города Рима. Но постепенно значение и самого Рима, и связанных с ним институтов, включая и римское гражданство, все более уменьшалось. По наблюдению А. Альфельда54, падению роли города Рима способствовало то, что он переставал быть постоянной резиденцией императора. По крайней мере со времен императора Коммода Римом считается то место, где находится император (Herodian. I, 65). Это вело к переменам в социальной психологии римских граждан. К концу II в. н.э. идеалы старой римской гражданственности, в особенности по отношению к самому понятию общины римских граждан, в значительной степени успели выветриться55.
 
Дальнейшее обесценивание этих идеалов связано с дарованием прав римских граждан всем свободным жителям империи по эдикту Каракаллы. Несомненно, все это негативно отражалось на основах законности власти римских императоров. К ослаблению лояльности армии по отношению к императору вели и процессы, происходившие в вооруженных силах Римской империи. В глазах солдат провинциализированной и варваризованной римской армии рубежа II–III вв. н.э. признание императора римским сенатом не являлось в такой же мере достаточным основанием законности его власти, как для солдат I в. н.э.

Большое влияние на роль армии в политической жизни Римской империи оказало ухудшение с конца II в. н.э. внешнеполитического положения римского государства. Как отметил И. Бляйкен56, в условиях все более усиливавшегося давления на границы империи и ухудшавшегося финансового положения римского государства рушились казавшиеся само собой разумевшимися представления, армия фактически самостоятельно решала вопрос о наследовании императорской власти. Теперь армия, по определению Г. Альфельди57, перестала быть в руках императоров послушным инструментом власти, обеспечивавшим стабильность положения в государстве. Солдаты пытались сбрасывать с престола правивших императоров и возводить на него своих кандидатов. Однако армия в это время не имела внутреннего единства. Существовавшие внутри вооруженных сил Римской империи противоречия сказывались и на особенностях протекания и на длительности политического кризиса III века» (Сергеев И.П. Римская империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории. Харьков, 1999. С. 145–158).
 

Сноски и примечания

«2 Ферреро Г. Гибель античной цивилизации. – Киев; Лейпциг. 1923. – С. 26; Potter D.С. Prophecy and history in the crisis of the Roman empire: A historical commentary on the Thirteenth Sibylline Oracle. – Oxford, 1990. – P. 15.
3 Mazza M. Lotte sociali... – P. 15.
4 Rostovtzeff M. The social and economic history... Vol. 1. ... – P. 448, 500.
5 Demougeot E. La formation de l’Europe et les invasions barbares. – Paris, 1994. – P. 27.
6 Carson R. A. G. Principal coins of the romans. Vol. 2. ... – P. 89.
7 Cizek E. L’empereur Aurelien et son temps. – Paris, 1994. – P. 27.
8 Федосик В.A. Церковь и государство... – С. 8; Held W. Die Vertiefung der allgemeinen Krise... – S. 15–16; Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. 3. voll. überarb. Auflage... – S. 133; Heinen H. Trier und Treverland... – S. 82; Kotula T. Trzeci wiek cesarstwa rzymskiego – kryzys czy przemiany? // Meander. – 1987. – № 4–5. – S. 230.
9 Gallion P. Western Gaul in the Third Century // The Roman West in the Third Century. P. 2. – Oxford, 1981. – P. 259.
10 Reece R. The third century: crisis or change? // The Roman West in the Third Century. Contributions from Archeology and History. P. 1. – Oxford, 1981. – P. 27.
11 Potter D.S. Prophecy and history... – P. VIII.
12 Chastagnol A. L’evolution politique... – P. 9.
13 Jacques F. L’ordine senatorio attraverso... – P. 82.
14 См.: Alföldy G. Historisches Bewusstsein während der Krise des 3. Jh. n. Chr. // Krisen in der Antike... – S. 112; Demandt A. Die Spätantike... – S. 36.
15 Burckhardt J. Weltgeschichtliche Betrachtungen. – Berlin; Stuttgart, 1905. – S. 160.
16 Ibid.
17 Alföldy G. Historisches Bewusstsein... – S. 112.
18 Ibid. – S. 124.
19 Fittschen K. Die Krise des 3. Jhs. n. Chr. im Spiegel der Kunst // Krisen in der Antike... – S. 113.
20 Kolb F. Wirtschaftliche und soziale Konflikte... – S. 277.
21 Strobel K. Das Imperium Romanum im “3. Jahrhundert”... – S. 344.
22 Ibid.
23 Ibid. – S. 345–347.
24 См.: Левинтов H.Г. Социально-философское содержание категории “кризис” // Философские науки. – 1980. – № 1. – С. 40.
25 Там же.
26 Там же.
27 Левинтов Н.Г. Теоретически-методологический аспект проблемы общенационального кризиса. – Ульяновск, 1980. – С. 15.
28 Селезнев М.А. Социальная революция (методологические проблемы). – М., 1971, – С. 220.
29 Левинтов Н.Г. Теоретически-методологический аспект... – С. 15.
30 Об изучении этой категории российскими философами в 80-е – 90-е годы см.: Сергеев И.П. К вопросу о трактовке понятия “кризис” в философии и антиковедении // Античный мир. Византия. – Харьков, 1997. – С. 205–213.
31 Gesellschaft und Wirtschaft des Römischen Reiches... – S. 14.
32 Селезнев M.A. Социальная революция... – C. 220.
33 Там же. – C. 216.
34 См.: Кудрявцев О.В. Исследования по истории... – С. 300; Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. – М., 1987. – С. 314–315; Федосик В.А. Церковь и государство... – С. 8.
35 См.: Мартемьянов А.П. Сельское хозяйство и аграрные отношения в Нижней Мезии и Фракии в первых веках н.э.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – Харьков, 1990. – С. 4; Jones A.H.M. The Later Roman empire... – P. 20; Fitz J. Das Jahrhundert der Pannonier... – S. 29 ff.; Drinkwater J. F. The Gallic empire... – P. 19–21; King A. Roman Gaul and Germany... – P. 172, 176; Fischer H. Zu Problemen von Stadt und Stadtentwicklung im Römischen Reich während des 3. Jahrhunderts // Gesellschaft und Wirtschaft des Römischen Reiches... – S. 164; von Bulow G. Die archäologischen Quellen zur Entwicklung der Villenwirtschaft // Gesellschaft und Wirtschaft des Römischen Reiches... – S. 33 ff.
36 Ферреро Г. Гибель античной цивилизации... – С. 26–29.
37 Rostovtzeff M. The social and economic history... Vol. 1. ... – P. 448, 500.
38 Ibid. – P. XIII, 128, 500.
39 Если концепция Г. Ферреро о причинах возникновения кризиса III века не нашла широкого отклика в историографии, то трактовка этого вопроса М.И. Ростовцевым вызвала возражения не только советских (См.: Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя... – С. 3–4), но и зарубежных историков. Так, А. Альфельди считал ошибочным преувеличение М.И. Ростовцевым связей между римскими солдатами и низами населения империи, хотя бы потому, что не все солдаты были выходцами из бедных слоев населения и не имели собственности (См.: The Cambridge Ancient History. Vol. 12. .... – P. 264).
40 Altheim F. Die Soldatenkaiser... – S. 13–14, 133.
41 См.: Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. 3. voll. überarb. Auflage... – S. 136 – 137; Christ K. The Romans. An Introduction to their history and civilisation. – Berkley; Los Angeles, 1984. – P. 169; Gesellschaft und Wirtschaft des Römischen Reiches... – S. 14, 31 – 32.
42 См.: Тюменев A.И. История античных рабовладельческих обществ... – C. 267; Сергеев В. Кризис III века... – С. 52; Ковалев С.И. К вопросу о характере социального переворота III–V вв. н.э. в Западной Римской империи // ВДИ. – 1954. – № 3. – С. 34 сл.
43 Как уже было отмечено во введении, позже E.М. Штаерман стала идентифицировать кризис III века и кризис рабовладельческого строя в римском государстве.
44 См.: Штаерман E.М. Кризис рабовладельческого строя... – С. 320 сл.; Ее же. Древний Рим: проблемы экономического развития... – С. 207.
45 См.: Федосик В.А. Киприан и античное христианство... – С. 6–8; Die Römer an Rhein und Donau... – S. 26; Held W. Die Vertiefung der allgemeinen Krise... – S. 15–16; Oliva P. Pannonia and the onset of crisis in the Roman empire. – Praha, 1962. – P. 71.
46 См.: Demandt A. Die Spätantike... – S. 38; Kolb F. Wirtschaftliche und soziale Konflikte... – S. 279.
47 Белова H.H., Сюзюмов M.Я. К вопросу о кризисе в Римской империи... – С. 13 сл.
48 Игнатенко А.В. Армия в Риме в период кризиса... – С. 27–31.
49 Коптев А.В. От прав гражданина к праву колоната... – С. 11.
50 Там же. – С. 29.
51 Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. 3. voll. überarb. Auflage... – S. 136–137.
52 Von Premerstein A. Vom Werden und Wesen des Prinzipats. – München, 1937. – S. 271.
53 Гримм Э. Исследование по истории развития римской императорской власти. Т. 2. Римская императорская власть от Гальбы до Марка Аврелия. – СПб., 1901. – С. 262.
54 The Cambridge Ancient History. Vol. 12. ... – P. 375.
55 Нетушил И.В. Обзор Римской истории... – С. 267.
56 Bleicken J. Verfassungs- und Sozialgeschichte... Bd. 1. ... — S. 120» (Там же. С. 176–180).
57 Alföldy G. Römische Heeresgeschichte... – S. 41–42.
Сообщение отредактировал ddd: 14.09.2015 - 00:13 AM
правка форматирования
Ответить

Фотография Стефан Стефан 08.11 2015

Продолжительность кризиса III века и особенности его развития

 

Закономерным следствием неоднозначных представлений историков о характере кризиса III века в Римской империи является и различное определение ими хронологических рамок данного кризиса.

Самая ранняя из имеющихся в литературе дат начала кризиса – 180 г. н.э.58 Немногочисленные сторонники такой датировки не пытаются как-то ее обосновать. Видимо, основанием для них послужили высказывания Диона Кассия и Геродиана о том, что после смерти императора Марка Аврелия и прихода к власти Коммода в жизни римского государства наступили совсем другие, неспокойные и суровые времена (Dio. 71. 36, 4; Herodian. II, 8). На наш взгляд, хотя в правление Коммода действительно многое изменилось во внутриполитическом положении империи, молодой император не хотел тратить время на войну с варварами, вел недостойный принцепса образ жизни, издевался над сенаторами, все это не является достаточным основанием для того, чтобы считать его приход к власти событием, ознаменовавшим начало кризиса в Римской империи.

Несколько более распространенной является точка зрения, согласно которой кризис III века начался в 193 г. н.э.59 Некоторые историки связывают с гражданской войной 193–197 гг. н.э. и правлением победившего в ней Септимия Севера начало нового этапа истории государственного устройства Римской империи. Так, Л. Омо полагал, что при Септимии Севере наступил конец конституционной роли сената, "умер" режим Принципата, а события последующих десятилетий сделали это очевидным для всех60. Другие историки утверждали, что Септимии Север, пришедший к власти, опираясь на армию, проводил антисенатскую политику и установил в империи неограниченную военную монархию61.

Пожалуй, 193 г. н.э. действительно можно считать начальной датой политического кризиса в Римской империи. Но из этого не следует, что в 193 г. н.э., как полагал К.-П. Йоне62, начинавшийся кризис III века стал очевидным или что в данном году началась "предварительная фаза" кризиса III века63. При определении продолжительности кризиса III века в Римской империи важно отчетливо понимать, что на протяжении примерно ста лет римское государство прошло не через один, а через два политических кризиса. Именно первым из них и являлась гражданская война 193–197 гг. н.э. Это был также кризис политической системы Римской империи. И в нем в роли "бунтующего" элемента структуры системы Принципата выступала армия, которая вследствие определенных причин стала претендовать на роль, не отводившуюся ей в этой структуре. В событиях гражданской войны 193–197 гг. н.э. проявились противоречия внутри римских вооруженных сил. За право возведения на императорский престол своего ставленника в этой войне боролись преторианцы, войска придунайских провинций, западной и восточной частей империи. Но победа в гражданской войне ставленника легионов придунайских провинций не привела к замене в Римской империи системы Принципата какой-то другой политической системой, в которой бы армии отводилась не та роль, какую она играла в государстве эпохи ранней Империи. Можно утверждать, что данный политический кризис закончился победой прежней структуры, а не ее поражением. Конечно, Септимии Север, став императором, провел целый ряд преобразований, улучшивших материальное и правовое положение солдат; некоторые его мероприятия объективно способствовали уменьшению роли сенаторов в управлении провинциями и армией. Вместе с тем правы те историки, которые считают, что Септимий Север не воспользовался поддержкой армии для того, чтобы изменить законные основания Принципата64. Целью реформ Септимия Севера было укрепление позиций центральной императорской власти, усиление лояльности армии по отношению к императору, повышение боеспособности римских вооруженных сил, более надежная защита границ империи, сглаживание противоречий внутри армии, но никак не полная замена политической системы Принципата неограниченной военной монархией.

Итак, политический кризис, вылившийся в гражданскую войну 193–197 гг. н.э., закончился не ликвидацией, а "усовершенствованием" системы Принципата. При Септимии Севере и его преемниках она вполне успешно функционировала, и армия в ней оставалась важной опорой императорской власти, гарантом безопасности римских границ и порядка внутри государства.

"Настоящий" кризис III века начался, по нашему мнению, в 235 г. н.э. Именно этим годом датирует его начало большинство историков65. Конечно, армия, утратившая лояльность по отношению к последнему императору из династии Северов, предъявляла претензии на право корректировать политику императора еще за несколько лет до убийства Александра Севера. Однако провозглашение императором Максимина Фракийца показало, что солдаты стали претендовать и на право решения вопроса о передаче императорской власти.

Начавшийся в 235 г. н.э. кризис политической системы Римской империи оказался весьма продолжительным. На его длительности также сказалось влияние факторов различного характера. Преодоление кризиса зависело от состояния экономики империи, от положения внутри вооруженных сил, от способности правителей этого времени разобраться в создавшейся обстановке и найти пути вывода государства из трудного положения. Особое место среди этих факторов занимал фактор внешнеполитический. Постоянная угроза со стороны варваров вела к возрастанию значения армии для выживания римского государства. Осознавшие это солдаты считали, что армии должен принадлежать и решающий голос при определении того, кто должен возглавлять государство. При этом наибольшую активность проявляли войска тех провинций, которые испытывали наибольшее давление варваров и на территории которых римлянам удавалось достичь успехов в борьбе с внешними врагами. Необходимость в повышении боеспособности армии заставляла римских правителей III века проводить серьезные преобразования в вооруженных силах. Но одним из следствий проводившихся реформ стало нарушение внутреннего единства армии, приведшее к углублению противоречий между отдельными ее частями, к соперничеству в деле возведения на императорский престол своих ставленников. Почти непрерывные войны с соседями империи и важность поддержки армии заставляли римских императоров этого времени много внимания уделять внешнеполитическим делам, лично руководить военными действиями. Поэтому они часто не имели возможности спокойно проанализировать обстановку внутри государства, найти пути вывода империи из кризисного положения. Именно непосредственное руководство военными действиями было причиной досрочного окончания правления части римских императоров в III в. н.э. (в результате гибели в бою, пленения противником, солдатского мятежа по причине неумелого ведения войны). А частая смена императоров отнюдь не способствовала стабилизации политической ситуации в Римской империи.

Внешнеполитический фактор имел большое значение не только для возникновения кризиса III века, но и сроков и результатов его преодоления. Между тем, как отмечал еще В.Н. Дьяков, в советском антиковедении при изучении проблемы кризиса III века в Римской империи внешнеполитическому фактору уделялось мало внимания66.

Окончание кризиса III века датируется в литературе также по-разному. Преодоление кризиса относят к 26867, 27468, 28265, 284 гг. н.э.70, к началу IV в. н.э.71 Такой разброс мнений о дате выхода империи из кризиса также следует объяснять в первую очередь различиями в представлениях историков о том, что такое кризис и каков характер кризиса III века в Римской империи.

268 г. н.э. был годом гибели не удовлетворявшего сенат императора Галлиена. Пришедший после этого к власти Клавдий II изменил политику по отношению к сенату, основное внимание уделял охране границ империи. Но его правление не отмечено какими-либо серьезными шагами по преодолению кризисного положения государства. И при нем, и после его смерти стабильность функционирования системы Принципата не была восстановлена. Таким образом, у нас нет достаточных оснований для того, чтобы связывать преодоление кризиса III века с приходом к власти Клавдия II.

В 274 г. н.э. император Аврелиан восстановил территориальное единство Римской империи. К этому времени фактически было возрождено и внутреннее единство римской армии. Император пользовался большим авторитетом у солдат, его позиции в государстве были весьма прочными. На фоне событий предыдущих десятилетий ситуация в империи выглядела вполне стабильной. Не исключено, что если бы Аврелиан не погиб в результате не такого уж неизбежного заговора, он смог бы путем соответствующих преобразований добиться того, что удалось в свое время Септимию Северу – на какое-то время вернуть государству политическую стабильность. В таком случае вполне можно было бы говорить об окончании кризиса III века в правление этого императора. Но в этой ситуации стабилизирующим фактором положения в империи была личность императора. Вскоре после его гибели стало ясно, что система Принципата по-прежнему нормально функционировать не может, т.е. ее кризис продолжался и после 274 г. н.э.

Только в сослагательном наклонении можно говорить и об окончании кризиса III века в правление пришедшего к власти в 282 г. н.э. императора Кара. Его отказ от решения сената как основы легитимности власти императора, по сути, свидетельствовал о том, что Кар окончательно решился на замену политической системы Принципата какой-то другой, в которой законность власти правителя базировалась бы не на воле сената и римского народа, а, вероятнее всего, на воле армии. Если бы Кару удалось этот замысел осуществить, тогда у нас были бы основания считать, что кризис III века в Римской империи действительно закончился в 282 г. н.э., причем закончился поражением старой политической системы и образованием вместо нее совершенно другой системы политического строя римского государства. Открытый отказ Кара даже от формального сотрудничества с римским сенатом произвел большое впечатление на римлян и в определенной мере послужил толчком к отстранению сената от управления государством при последующих императорах (не зря, как уже отмечалось, древние авторы указывают на особые "заслуги" этого императора в деле умаления роли сената в политической жизни Римской империи), однако следует все-таки признать, что в целом он по причине кратковременности пребывания у власти не создал новой системы политического строя, которая заменила систему Принципата.

Нужно признать правоту тех историков, которые в качестве даты окончания кризиса III века в Римской империи называют 284 г. н.э. Именно в достаточно продолжительное правление императора Диоклетиана окончательно решилась историческая судьба системы Принципата. Конечно замена этой системы новой была осуществлена не в первый год его правления. Но Диоклетиан сразу после провозглашения его императором отказался от идеи выхода из политического кризиса путем привлечения авторитета римского сената для укрепления позиций центральной власти и восстановления прежней политической системы. Поиски новых опор, создание новой структуры государственных органов требовали времени, но началось это уже в 284 г. н.э., а следовательно, с этим годом, а не с окончанием правления Диоклетиана, т.е. с началом IV в. н.э., нужно связывать преодоление кризиса III века.

При освещении событий римской истории периода кризиса III века историки иногда пытаются выделить отдельные этапы, фазы развития этого кризиса. Они полагают, что кризис постепенно углублялся (предварительная или начальная фаза кризиса), достиг в своем развитии наивысшей точки (как правило, эту фазу развития кризиса относят ко времени правления императора Галлиена), а потом (начиная с правления Клавдия II) пошел на спад72.

Однако подобные представления о развитии кризиса III века не могут быть признаны обоснованными. Конечно же, в этом развитии не было какой-то определенной последовательности. В период, наступивший после убийства императора Александра Севера, нарушилась политическая стабильность в римском государстве, его политическая система перестала нормально функционировать. И в таком состоянии империя находилась вплоть до преодоления кризиса при Диоклетиане. Не на всем протяжении этих 50 лет нормальное функционирование системы было невозможно в одинаковой степени. В одни годы наступала относительная стабильность в государстве, в другие – кризисная ситуация обострялась. Но в этих сменах положения империи не было какой-то последовательности, упорядоченности, цикличности. Углубление или ослабление кризиса зависело от многих факторов, в том числе от личности самих императоров, их умения разобраться в ситуации и предпринять необходимые меры для ослабления кризиса или выхода из него. Важнейшей задачей каждого правителя Римской империи этого времени было удержаться на императорском престоле. И не все они имели одинаковые представления о том, каким образом эту задачу можно решить.

Политическая нестабильность в Римской империи в период кризиса III века наиболее ярко проявлялась в частой смене императоров, в многочисленных попытках узурпации императорской власти. По подсчетам А. Демандта, между 235 и 285 гг. н.э. число императоров и претендентов на императорский престол достигало 7073. В литературе довольно часто данный период называется временем солдатских императоров (the age of the soldier emperors, die Zeit des Soldatenkaisertums, die Soldatenkaiserzeit)74, а самих императоров этого времени достаточно многие историки предлагают объединять в две группы – "сенатских" и "солдатских". При этом представления исследователей о том, каких правителей империи следует относить к той или иной группе далеко не всегда совпадают.

Некоторые историки называют "солдатскими" тех римских императоров III века, которые были солдатами по своему происхождению, получили императорскую власть от солдат, правили для солдат и на них опирались75.

Другие ученые относят римских правителей этого времени к числу "сенатских" или "солдатских" императоров, исходя из своего понимания причин возникновения и характера кризиса III века в Римской империи.

Так, М.И. Ростовцев считал кризис III века следствием обострения противоречий между возглавляемой римским сенатом городской буржуазией и рекрутируемой из жителей сельских областей провинций армией. "Солдатские" императоры по М.И. Ростовцеву защищали интересы сельских жителей империи, а "сенатские" – были выразителями интересов городской буржуазии76.

Ф. Альтхайм утверждал, что ход истории никогда не определялся только внутренним развитием общества. Следуя концепции Ранке о примате внешней политики, историк считал, что в век солдатских императоров в Римской империи шла борьба за власть между двумя народностями – иллирийцами и сирийцами. В конкретных условиях III в. н.э. эта борьба приняла вид борьбы между состоявшим в основном из выходцев из восточных провинций империи сенатом и армией придунайских областей во главе с "солдатскими" императорами, под которыми он понимал тех императоров, которые пришли к власти по воле армии и ею же свергались с императорского престола77.

Е.М. Штаерман разделяла императоров III века на "солдатских" и "сенатских" в соответствии с ее трактовкой частой смены правителей Римской империи как проявления острой борьбы внутри господствующих слоев населения римского государства. К "солдатским" она относила императоров, которые опирались на армию и проводили антисенатскую политику в интересах мелких и средних муниципальных собственников и близких им армейских кругов. "Сенатские" же императоры, по Е.М. Штаерман, не пользовались поддержкой армии и выражали интересы собственников экзимированных сальтусов78.

Сравнительно недавно много внимания вопросу о классификации римских императоров периода кризиса III века уделил К.-П. Йоне. После анализа представлений некоторых современных историков о "солдатских" и "сенатских" императорах и о том, какими критериями при этом нужно руководствоваться, он пришел к заключению, что вопрос этот достаточно сложный. При внимательном рассмотрении, отмечает К.-П. Йоне, оказывается что некоторые из императоров, которые по своему происхождению и обстоятельствам прихода к власти должны бы быть отнесены к числу "солдатских" императоров, совсем не проводили антисенатскую политику и т.д.79 Историк отмечает, что он не хочет оспаривать правомерность названия периода кризиса III века временем солдатских императоров, и предлагает при разделении императоров этого периода на "солдатских" и "сенатских" считать "солдатскими" в узком смысле (im engeren Sinne) тех правителей Римской империи, которые были несенаторского происхождения, достигли высоких должностей благодаря военной службе и были провозглашены императорами подчиненными им солдатами. "Сенатскими" же он предлагает считать тех немногих правителей империи времени солдатских императоров, которые были возведены на императорский престол решением сената80.

Эти рассуждения немецкого ученого, насколько нам известно, еще не получили оценки в специальной литературе. На наш взгляд, заключение К.-П. Йоне о том, что римских императоров периода кризиса III века трудно делить на "сенатских" и "солдатских", руководствуясь сведениями об их происхождении, обстоятельствах прихода к власти, характере взаимоотношений с отдельными слоями населения империи, можно признать правильным. Однако его предложение о понимании "сенатских" и "солдатских" императоров в узком смысле не представляется приемлемым. Предлагаемые им критерии не подходят для характеристики большинства римских правителей III века (См. табл. 1).

Думается, что при классификации императоров III века нужно принимать во внимание не только критерии, названные К.-П. Йоне, но прежде всего – характер правления императоров, их представления о путях вывода государства из кризисного состояния. Относительно же этих представлений следует сказать, что они определялись не только происхождением правителей империи и обстоятельствами их прихода к власти, но и рядом других факторов: возрастом императора, длительностью его правления, обстановкой на границах империи, способностью главы римского государства реально оценить, в каком положении это государство находится, и справиться с задачами управления империей в то непростое время и др. При этом нужно учитывать, что значение каждого их факторов менялось по мере прихода к власти нового правителя Римской империи. Учет этих обстоятельств позволяет утверждать, что правильнее было бы разделять императоров периода кризиса III века не на две, а на несколько большее количество групп.

Некоторые из императоров, решая общую для всех римских правителей периода кризиса III века задачу удержания за собой императорского престола, считали, что важнейшим средством упрочения их позиций во главе государства является поддержка со стороны сената. Они стремились к сотрудничеству с сенаторами и выход из кризиса видели в возрождении старой системы государственного строя Римской империи – системы Принципата. По отношению к этим императорам применима мысль Г. Альфёльди о том, что для них "реформа" означало возврат империи к "прежней славе" (ad pristinam gloriam)81. Именно таких императоров, по нашему мнению, и следует считать "сенатскими" императорами. К данной группе римских правителей периода кризиса III века можно отнести императоров Гордиана I, Гордиана II, Пупиена, Бальбина, Валериана и Тацита.

Другие императоры III в. н.э. считали, что они, чтобы удержаться на престоле, нуждаются в поддержке армии. Они заботились прежде всего об интересах солдат, от которых получили императорскую власть, и находились в напряженных отношениях с сенатом. Фактически, может, и не вполне осознанно, эти императоры видели выход из кризиса в установлении военной монархии. Это и были "солдатские" императоры. К их числу относились Максимин Фракиец, Кар и Карин.

Особую группу римских правителей периода кризиса III века составляли те из них, которые не видели перспективы в возврате к системе Принципата, но и не хотели в качестве выхода из кризиса считать установление военной монархии в империи. Это были реформаторы, стремившиеся создать новую систему государственного строя, в которой прочность позиций правителя определялась бы не поддержкой со стороны римского сената и не слишком бы зависела от лояльности армии. Такими императорами были Галлиен и Аврелиан. Опыт именно этих римских правителей использовал Диоклетиан при выводе империи из кризисного состояния.

К четвертой группе императоров можно отнести тех, которые в условиях сложной обстановки на границах империи по необходимости сотрудничали с римским сенатом. Все свои силы и время они были вынуждены посвящать борьбе с внешними врагами, а решение вопросов внутренней жизни государства доверяли сенаторам. Каждый из этих императоров мог бы повторить слова, которые написал сенаторам Эмилий Эмилиан: "Вручаю вам империю, сам же я как ваш полководец буду повсюду вести войны" ("Regnum quidem vobis permitto, ego vero ubique terrarum imperator vester bella gero") (Dionis contin. 2). Такую политику по отношению к сенату проводили императоры Филипп Араб, Деций, Требониан Галл, Эмилий Эмилиан, Клавдий II, Проб.

О характере правления некоторых императоров этого времени мы не можем судить с полной определенностью по причине кратковременности их пребывания на императорском престоле. Это относится к Квинтиллу, Флориану, Нумериану.

И наконец, еще одну группу римских императоров периода кризиса III века составляли те обладатели титула Августа, по отношению к которым мы можем применить употребляемый К.-П. Йоне при характеристике императора Гордиана III термин "император-дитя" ("Kinderkaiser")82. Это были люди, получившие императорскую власть в довольно юном возрасте, бывшие соправителями своих отцов и находившиеся в их "тени" или пребывавшие под подавляющим влиянием ближайшего их окружения, не имевшие возможности или способностей к проведению самостоятельной политики. К данной группе можно отнести Гордиана III, Филиппа Младшего, сыновей Галлиена – Геренния и Гостилиана, сына Требониана Галла – Волузиана.

Таким образом, из 25 Августов периода кризиса III века (См. табл. 1) только шестерых можно называть "сенатскими", а троих – "солдатскими" императорами. Из 50 лет кризиса только восемь приходилось на правление "сенатских" и шесть – на правление "солдатских" императоров. При этом "солдатские" императоры составляли отнюдь не самую многочисленную группу римских правителей данного времени. Все это позволяет ставить под сомнение правомочность применения по отношению к периоду кризиса III века в Римской империи названия времени солдатских императоров.

 

 

 

Место кризиса III века в истории Римской империи

 

Вопрос о месте кризиса III века в истории римского государства современные историки трактуют исходя из их представлений о характере данного кризиса и результатах его преодоления.

М.И. Ростовцев считал, что кризис закончился победой сельских жителей империи над городской буржуазией и гибелью государства, базировавшегося на многовековой классической цивилизации и самоуправлении городов. Это привело к подчинению интересов личности интересам государства, к крайнему усилению государственного гнета83.

По мнению Ф. Кольба, в созданной после преодоления кризиса III века системе управления государством важнейшими элементами являлись бюрократия и армия, поэтому именно данные институты и были "собственно победителями" ("die eigentlichen Gewinner") в борьбе, которая происходила в империи в годы кризиса84.

В советской историографии высказывались утверждения, что с преодолением кризиса III века закончилась история рабовладельческого строя в Римской империи, которая если и не стала полностью феодальным государством, то вступила на путь феодализации85. Подводя итоги классовой и внутриклассовой борьбы в римском обществе в период кризиса, советские историки пришли к заключению, что она закончилась временным поражением эксплуатируемых слоев населения империи, победой той фракции класса эксплуататоров, которая была связана с уже не рабовладельческой по своей сущности крупной земельной собственностью, и окончательной потерей политической власти в империи муниципальными рабовладельцами86.

На наш взгляд, итогом преодоления кризиса III века было создание в результате реформаторской деятельности императора Диоклетиана новой политической системы римского государства. Другими словами, политический кризис III века закончился поражением старой структуры, заменой ее новой, в которой одни элементы прежней структуры стали играть иную роль, другие были совсем упразднены, появились новые элементы. При Диоклетиане, по выражению Т. Моммзена, "была создана новая сущность государства" ("wird einneues Staatswesen gebildet")87.

Как отмечается рядом историков88, при создании новой политической системы Диоклетиан умело использовал те ее зачатки, которые появились еще при его предшественниках на императорском престоле. Его большой заслугой являлось придание целостности, системы элементам, уже существовавшим в римской действительности III века. Новую систему Диоклетиан создавал, не имея достаточно четкого плана преобразований политического строя империи. Поэтому система, за которой в литературе утвердилось название системы Домината, при нем еще не имела законченного вида. Некоторые из нововведений Диоклетиана в сфере политического строя империи не выдержали испытания временем, но основы этой системы были заложены именно в его правление.

Формирование новой политической системы происходило по мере решения Диоклетианом конкретных задач, встававших перед ним в период его нахождения во главе государства. Сразу после того как Диоклетиан решил включиться в борьбу за императорскую власть, ему нужно было обосновать свои претензии на престол и заручиться поддержкой войск восточной части империи. Для достижения этих целей он выступил в роли мстителя за убийство императора Нумериана. На сходке воинов он лично от имени бога Солнца (Aur. Vict. De Caes. 39), бога-мстителя за клятвопреступления89, убивает префекта претория Апра, якобы повинного в смерти Нумериана. Диоклетиан в этой ситуации выступил в роли исполнителя воли бога Солнца, вероятно, еще и потому, что культ этого бога был особенно распространен среди солдат гарнизона восточной части Римской империи90. Этим объясняется и то, что в качестве "Хранителя Августа" и "Непобедимого Солнца" (CONSERVATOR AUGUSTI, SOL INVICTUS) Солнце фигурирует на ауреусах и антонинианах, выпущенных в самом начале правления Диоклетиана91.

Бороться за поддержку войск римского Востока Диоклетиану приходилось в условиях, когда на Западе правил уже давно признанный императором родной брат Нумериана – Карин. Необходимо было, чтобы Диоклетиан принадлежал к династии, основанной Каром. С этой целью он принял в качестве второго родового имени, наряду с Valerius, имя Aurelius, которое имели его предшественники на императорском престоле – Клавдий II, Проб и Кар с сыновьями. В этом он следовал примеру Октавиана Августа и Септимия Севера. Уже вскоре после провозглашения императором его официальным именем стало М. Aurelius Caius Valerius Diocletianus (CIL. III, 7179; VIII, 10288, 10367; IX, 6064; X, 6969, 6975).

Еще не вступая в борьбу с Карином за господство над европейской частью империи, Диоклетиан стремился завоевать признание солдатами придунайской армии. Для достижения этой цели также использовалась пропаганда идеи о том, что он пришел к власти по воле Митры и Солнца, культы которых имели широкое распространение среди населения и войск придунайских провинций92.

После победы над Карином и установления господства над всей Римской империей Диоклетиан приступил к укреплению своих позиций в государстве, предотвращению попыток свергнуть его с престола. Следуя примеру Кара, он отказался от авторитета сената и римского народа как основы законности его власти. По определению Т. Моммзена, теперь непосредственной суверенной властью пользуется исключительно император без какого-либо участия в этом сената93. Еще С.В. Ешевский также отмечал, что свое самовластие Диоклетиан не хотел выводить ни от сената, ни от войска. Император перестал быть первым магистратом республики. С Диоклетиана исчезла гражданская, служебная сторона характера императорской власти94. В отличие от Кара Диоклетиан не хотел быть правителем и по воле армии. Источником своей власти он решил сделать милость божью, а не милость солдат. Для укрепления позиций правителя империи используется идея божественности не только власти императора, но и его самого. В глазах жителей империи Диоклетиан и его соправитель Максимиан предстают как "рожденные от богов" (a deis geniti (ILS. 629)). Это рождение от богов становится основанием для объявления императора "вечным" (aeternus), в то время как раньше aeternitas Augustorum principum понималась как вечность самой императорской власти95.

В условиях римского многобожия Диоклетиану пришлось определять, какого бога сделать своим покровителем и источником власти. Он избрал Юпитера для себя и Геркулеса для своего соправителя Максимиана. Юпитер начинает играть важную роль в пропаганде Диоклетиана уже в первые месяцы его правления. Идея о воле Юпитера как источнике власти Диоклетиана нашла отражение в монетах с посвящением IOVI CONSERVATORI и изображением сцены передачи Юпитером Диоклетиану власти над миром96. И здесь Диоклетиан использовал опыт своих предшественников. Тема передачи власти Юпитером императору присутствует в монетах Септимия Севера, Тацита, Проба, Карина97. Выражением того, что Диоклетиан является представителем Юпитера на земле, было принятое им имя Iovius98. При избрании в соправители Максимиана и учреждении тетрархии Диоклетиан также выпускал монеты, из легенд которых явствовало, что и это делалось по воле Юпитера99.

Конечно же, на Юпитере Диоклетиан остановил свой выбор не случайно. Еще в период Республики магистраты считались представителями Юпитера на земле, служившими римскому народу по его воле100. Важным для Диоклетиана при выборе им Юпитера в качестве покровителя своей власти являлось то обстоятельство, что культ Юпитера был распространен среди солдат римской армии. Жертвы ему приносили и легионеры, и солдаты вспомогательных войск, и целые воинские подразделения как во II, так и в III в. н.э.101

Избрание для соправителя Диоклетиана – Максимиана имени Herculius было также не случайным. Максимин являлся помощником Диоклетиана так же, как "успокоитель народов" (pacator gentium) Геркулес – помощником у cosmocrator'а Юпитера102. Подобно Геркулесу, который с неизменным успехом боролся с врагами богов и людей, Максимиан должен был защищать государство от всех внешних и внутренних врагов103. К тому же культ Геркулеса также был широко распространен в римской армии, в частности среди солдат дунайских войск104.

Укреплению позиций правителя в государстве способствовав ли и изменения, касавшиеся характера взаимоотношений между императором и подданными и внешних признаков императорской власти. Как отмечал М. Арнхайм105, Диоклетиану не принадлежит авторство всех элементов нового дворцового церемониала, как это считали Аврелий Виктор (De Caes. 39) и Евтропий (IX, 26). Он привел в систему то, что было введено при римском императорском дворе его предшественниками. Так, хотя названные древние авторы и приписывают Диоклетиану введение процедуры adoratio, регламентировавшей поведение просителя на приеме у императора, по крайней мере один из ее элементов – падение ниц перед правителем – требовался еще при Гелиогабале (SHA. v. Alex. Sev. XVIII). До Диоклетиана начали римские императоры и украшать одежды и обувь золотом и драгоценными камнями (см.: SHA. v. Alex. Sev. IV). Скипетр и шар являлись знаками власти императора со времен Северов106. Диадема становится головным убором правителя Римской империи при Галлиене107.

Укрепить позиции центральной власти, стабилизировать обстановку в государстве были призваны проводившиеся в правление Диоклетиана реформы, затронувшие все сферы жизни империи – военную (См. главу 1), административную, налогово-финансовую.

Предотвращению попыток узурпации императорской власти способствовала постепенно сформировавшаяся система тетрархии. Хотя теперь в империи было четыре правителя (два Августа и два Цезаря), официально она оставалась единым государством. Империя представлялась неделимым организмом (patrimonium indivisum), у которого Августы выполняли функцию двух рук. Все эдикты и постановления издавались от имени двух правителей и действовали на всей территории государства; монеты на Западе и Востоке чеканились от имени обоих императоров и т.д.108 Конечно, эта система привела к резкому увеличению численности управленческого аппарата в государстве, что требовало и больших расходов на его содержание. Но она облегчала борьбу с внешними врагами империи и беспорядками внутри римских владений.

Повышение эффективности управления отдельными частями территории империи и предотвращение попыток узурпации императорской власти достигалось с помощью реформирования провинциального аппарата управления. Теперь, как уже отмечалось, наместники провинций не имели (за редким исключением) права командования размещавшимися в провинциях войсками. Численность провинций существенно увеличилась в результате их дробления на более мелкие109. Связывающим звеном между провинциальной администрацией и центральной властью стал институт викариев (vicarius vices agens praefectorum praetorio), осуществлявших контроль за управлением отдельных групп провинций, объединенных в 12 диоцезов (dioceses)110.

Предпринятые меры позволили Диоклетиану в целом добиться стабилизации обстановки внутри империи. За 21 год правления ему пришлось вести борьбу только с двумя попытками узурпации власти над частью римских владений: Караузия и сменившего его Аллекта, господствовавших на протяжении девяти лет (287–296 гг. н.э.) в Британии, и Домиция Домициана в Египте (менее года в 297–298 гг. н.э.)111.

Возвращаясь к вопросу об итогах преодоления кризиса III века в Римской империи, следует признать недостаточно убедительным утверждение Е.М. Штаерман о том, что одним из этих итогов был союз крупных собственников, не связанных с муниципальными организациями, с императорской властью. Если говорить о роли этих собственников в управлении государством, то в результате реформ Диоклетиана оплот римской земельной знати – сенат – перестал быть общегосударственным органом, превратившись в совет города Рима. Сенаторы к концу III в. н.э. потеряли право на занятие командных постов в армии, почти во всех провинциях всадники заменили сенаторов на должностях наместников. Поскольку Рим уже не являлся резиденцией императора, сенаторы потеряли возможность прямого контакта с правителем государства, советниками императора становятся высшие чиновники, не принадлежащие к сенатской знати.

Не представляется верным и мнение Ф. Кольба о том, что победителями в борьбе, которая происходила в Римской империи в период кризиса III века, оказались армия и бюрократия. Данный кризис, на наш взгляд, закончился поражением структуры системы Принципата. Но это не означает, что победителем в борьбе со структурой стал ее "взбунтовавшийся" элемент – армия. Ведь армия претендовала на право влиять на политику императоров, на первенствующую роль в решении вопроса о возведении на императорский престол нового правителя. В результате же преодоления кризиса армия стала одной из важнейших опор императорской власти, но своих целей не достигла. В литературе вопрос о роли армии в системе политических органов в эпоху Принципата и в эпоху Домината до сих пор еще серьезно не анализировался. Однако у нас нет достаточных оснований утверждать, что влияние армии на правителя после кризиса III века усилилось. Вероятно, можно считать, что и экономическое, и общественное положение значительной части римских солдат в условиях Домината было хуже, чем в правление династии Северов.

Бюрократический аппарат римского государства в эпоху Домината численно намного увеличился. Императорские чиновники занимали доминирующее положение во всех сферах жизни империи. Результатом преодоления кризиса III века, таким образом, можно считать, в частности, возрастание значения бюрократии как опоры центральной императорской власти. Но оно было достигнуто не вследствие целенаправленной борьбы чиновников. Императорская бюрократия не выступала в событиях кризиса как активная самостоятельная политическая сила. Объективно она многое приобрела благодаря тому, что система Принципата была заменена в империи системой Домината, но считать ее одним из победителей в политической борьбе периода кризиса III века неправомерно.

Таким образом, ни римская земельная знать с ее оплотом в лице сената, ни армия, ни императорская бюрократия не могут считаться победителями в политической борьбе, протекавшей в Римской империи в условиях кризиса системы Принципата. Несомненным победителем из этого кризиса вышла императорская власть. Характерные для периода кризиса III века частая смена императоров, многочисленные узурпации императорской власти, отпадение от Рима части римских владений свидетельствовали о том, что император не мог крепко держать государство в своих руках, зависел от поддержки солдатами, крупными полководцами, сенатом. В результате замены системы Принципата новой системой политических органов центральная императорская власть заметно укрепилась, сенат сошел с арены политической борьбы, бюрократия и армия стали надежными опорами императорской власти.

В советском антиковедении кризис III века, наряду с Принципатом и Доминатом, признается одним из периодов политической истории Римской империи112. Такой периодизации римской истории императорской эпохи придерживается и большинство зарубежных историков. Но Й. Бляйкен выступил против использования терминов "Принципат" и "Доминат" при попытках выделения периодов в развитии Римской империи. По его мнению, эти понятия употребляются историками для того, чтобы подчеркнуть различие в характере императорской власти в I–II вв. н.э. и в более позднее время: в период Принципата император был "первым" (princeps) гражданином, а позже он стал "самодержцем", не ограниченным никакими законами властителем (legibus solutus dominus)113. В действительности же, убежден Й. Бляйкен, не только императорская власть, но и любой другой элемент структуры политической системы Римской империи не может быть использован для выделения определенных периодов развития римского государства. Если же и устанавливать какие-то поворотные пункты в этом развитии, то, считает историк, к таковым скорее отнести не время правления Диоклетиана, а конец правления Юлиев-Клавдиев, пресечение династий Антонинов и Северов, наконец, время правления Константина114.

Возражая против изложенных соображений немецкого историка, отметим, что период Принципата отличался от периода Домината не просто характером императорской власти, а всей структурой политической системы государства, в которой имелись существенные различия и в наборе структурообразующих элементов, и в роли, которую в ней играли отдельные элементы (ср. табл. 2 и 3). Что же касается предлагаемых Й. Бляйкеном поворотных моментов в истории Римской империи, то можно признать, что в указанное время римское государство также переживало политические кризисы (гражданские войны 68–69 гг. н.э., 193–197 гг. н.э., борьба Константина за установление своего господства в империи и дальнейшее совершенствование при нем системы Домината), но в отличие от кризиса III века эти кризисы не заканчивались заменой одной политической системы другой.

А.И. Тюменев сравнивал кризис III века в Римской империи с тщетными родовыми потугами при рождении новой феодальной формации115. На наш взгляд, ближе к истине Т. Моммзен, называвший этот период временем агонии116. Это действительно был период, когда политическая система Принципата находилась в состоянии смертельной болезни, она не могла нормально функционировать. Агония оказалась затяжной. На протяжении полувека попытки возрождения старой политической системы, уже не способной справиться с трудностями текущей жизни, сменялись поисками новой структуры, отвечающей требованиям времени. И только когда римские правители окончательно отказались от отжившего свое политического организма, они смогли, создав новую политическую систему, вывести государство из кризисного состояния.

Таким образом, трактовка политического строя Римской империи эпохи Принципата как имеющего свою структуру с определенным набором структурообразующих элементов исторического явления и кризиса как такого состояния явления, при котором оно не может нормально функционировать, позволяет рассматривать кризис III века в Римской империи как политический по своему характеру. Нормальное функционирование системы Принципата стало невозможным в результате того, что важнейший элемент структуры этой системы – армия – стал претендовать на роль, которая не вписывалась в рамки существовавшей к началу III в. н.э. системы государственных органов римлян. Кризис явился следствием взаимодействия ряда различных по своему характеру факторов, одним из главных среди которых был фактор внешнеполитический. Напряженная обстановка на границах империи не только привела к возрастанию значения вооруженных сил в жизни римского государства, но и сказывалась на длительности кризиса III века. Начальной датой кризиса следует считать 235 г. н.э., в котором проявилось стремление римских солдат не только влиять на характер проводившейся императором политики, но и решать вопрос о том, кто должен занимать императорский престол. Кризис продолжался до 284 г. н.э., когда пришедший к власти император Диоклетиан начал проводить свои реформы, приведшие к созданию новой системы государственных органов Римской империй. В 50-летней истории кризиса нельзя выделять какие-либо фазы или ступени развития. Правившие в эти годы императоры искали выход из кризиса и проводили политику, содержание которой определялось совокупностью разного рода факторов. Римских правителей периода кризиса можно объединить в несколько групп, в том числе в группы "сенатских" и "солдатских" императоров. Но эти две группы не объединяли в себе большинство императоров данного времени, и на их правление приходилась небольшая часть лет периода кризиса. Поэтому нет достаточных оснований для того, чтобы называть период кризиса III века временем "солдатских" императоров. Результатом преодоления кризиса явилось создание новой системы государственных органов империи, в которой позиции императорской власти были прочнее, чем в системе Принципата. Оплоту земельной знати римскому сенату в этой системе не было места. Армия и бюрократический аппарат являлись опорами власти императора, который теперь рассматривался не как первый гражданин, получивший властные полномочия по воле носителей высшего суверенитета – сената и римского народа, а как господин и неограниченный властитель милостью божьей. В целом же десятилетия кризиса составляли особый период в политической истории Римской империи. Это было не только время агонии не отвечавшей новым социально-политическим условиям системы Принципата, но и время поисков другой структуры государственных органов, закончившихся созданием основ политической системы периода поздней Империи – системы Домината.

 

Примечания

 

58 См.: Altheim F. Die Soldatenkaiser... – S. 133; Mazza M. Lotte sociali... – P. 15.

59 См.: Слонимский M.M. Периодизация древней истории в советской историографии. – Воронеж, 1970. – С. 202; Штаерман Е.М. Кризис III в. в Римской империи... – С. 142; Gallion P. Western Gaul in the Third Century... – P. 259; Cizek E. L’empereur Aurélien... – P. 27.

60 Homo L. Les institutions romaines... – P. 317.

61 См.: Ferrero G., Barbagallo C. Das alte Rom... – S. 705; Bleicken J. Verfassungs- und Sozialgeschichte... – S. 294.

62 Gesellschaft und Wirtschaft des Römischen Reiches... – S. 8–9.

63 См.: Scheidel W. Dokument und Kontext: Aspekte der historischen Interpretation epigraphischen Quellen am Beispiel der "Krise des dritten Jahrhunderts" // Riv. Stor. Ant. – Bd. 21 (1991). – S. 148.

64 См.: Schulz O.Th. Vom Prinzipat zum Dominat... – S. 35; Campbell J.B. The Emperor and the Roman Army... – P. 411.

65 См.: Bleicken J. Verfassungs- und Sozialgeschichte... – S. 12; Cameron A. Das späte Rom... – S. 13; Chastagnol A. Le Senat romain... – P. 201; Demandt A. Antike Staatsformen. Eine vergleichende Verfassungsgeschichte der Alten Welt. – Berlin, 1995. – S. 568.

66 Дьяков В.Н. [Рецензия]... – С. 126.

67 Cizek E. L’empereur Aurélien... – P. 27.

68 Potter D.C. Prophecy and history... – P. 18.

69 Schulz О.Th. Vom Prinzipat zum Dominat... – S. 173; Altheim F. Die Krise der alten Welt... – S. 194; Boack A.E.R. A History of Rome... – P. 415.

70 Gallion P. Western Gaul in the Third Century... – P. 259; Demandt A. Antike Staatsformen... – S. 568.

71 Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя... – С. 305–306; Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. 3. voll. überarb. Auflage... – S. 154.

72 См.: Гиббон Э. История упадка... Ч. 1.... – С. 336 сл.; Ременников А. М. Борьба племен Северного Причерноморья с Римом... – С. 28; Дьяков В.Н. Социальная и политическая борьба... – С. 106; Карышковский П.О., Клейман И.Б. Древний город Тира. – Киев, 1985. – С. 127; Alföldy G. Die Krise des Römischen Reiches... – S. 274; Christ K. Geschichte der römischen Kaiserzeit... – S. 674; Heinen H. Trier und das Treverland... – S. 88–89.

73 Demandt A. Die Spätantike: Römische Geschichte von Diocletian bis Justinian. 284–565 n. Chr. – München, 1989. – S. 37.

74 Brauer G.C. The Age of the Soldier Emperors...; Hartmann F. Herrscherwechsel und Reichskrise: Untersuchungen zu den Ursachen und Konsequenzen der Herrscherwechsel im Imperium Romanum der Soldatenkaiserzeit (3. Jahrhundert n. Chr.)...; Hahn L. Das Kaisertum. – Leipzig, 1913. – S. 48; Demandt A. Die Spätantike... – S. XVII.

75 См.: Ferrero G., Barbagallo C. Das alte Rom... – S. 698; Bleicken J. Verfassungs- und Sozialgeschichte... – Bd. 1.... – S. 64, 103; Demandt A. Antike Staatsformen... – S. 568.

76 Rostovtzeff M. The social and economic history... Vol. 1.... – P. XIII, 127–129, 402 seq.

77 Altheim F. Die Soldatenkaiser... – S. 128, 133, 254.

78 Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя... – С. 321 сл.

79 См.: Johne K.-P. Kaiser, Senat und Ritterstand... – S. 210.

80 Ibid. – S. 211.

81 Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. 3. völl. überarb. Auflage... – S. 153.

82 Johne K.-P. Kaiser, Senat und Ritterstand... – S. 219.

83 Rostovtzeff M. The social and economic history... Vol. 1.... – P. 531.

84 Kolb F. Wirtschaftliche und soziale Konflikte... – S. 292, 295.

85 См.: Каждан А.П. О некоторых спорных вопросах становления феодальных отношений в Римской империи // ВДИ. – 1953. – № 3. – С. 88; Белова Н.Н., Сюзюмов М.Я. К вопросу о кризисе... – С. 19–20.

86 См.: Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя... – С. 509; История древнего мира. Ч. 3. Упадок древних обществ. – М., 1989. – С. 175; Федосик В.А. Церковь и государство... – С. 175.

87 Mommsen Th. Abriss des römischen Staatsrechts... – S. 278.

88 The Cambridge Ancient History. Vol. 12.... – P. 386; Nilsson M. P. Imperial Rome. – New York, 1962. – P. 91; Heinen H. Trier und das Treverland... – S. 216.

89 Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie: Improvisation oder Experiment in der Organisation monarchischer Herrschaft? – Berlin; New York, 1987. – S. 15.

90 Ibid.

91 Ibid. – S. 16.

92 Колосовская Ю.К. К истории падения... – С. 81: Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie... – S. 15.

93 Mommsen Th. Abriss des römischen Staatsrechts... – S. 287.

94 Ешевский С.В. Центр римского мира... – С. 275.

95 Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie... – S. 91.

96 RIC. V, 2. – P. 239–240, 245.

97 Fears J.R. The Cult of Jupiter and Roman imperial Ideology // AuNdRW. Bd. 2. Principat. 17. 1. – Berlin etc., 1981. – P. 119.

98 Значение Iovius Диоклетиана и Herculius Максимиана по-разному трактуется в литературе: что императоры были представителями богов на земле; что они получили власть от богов; что они имели общий с богами genius (См.: Ridley R.Т. History of Rome: a documented analysis. – Roma, 1987. – P. 600).

99 RIC. VI. – P. 283, 355, 358, 465, 531, 580, 621, 667.

100 Fears J.R. The Cult of Jupiter... – P. 13–14.

101 Hosek R. Die religiösen Vorstellungen des römischen Heeres an der Donau im 3. Jh. // Krise – Krisenbewusstsein – Krisenbewältigung: Ideologie und geistige Kultur im Imperium Romanum während des 3. Jahrhunderts. Konferenzvorträge. – Halle, 1988. – S. 38.

102 Seston W. Dioclétien et la tétrarchie... – P. 248.

103 Williams S. Diocletian and the roman recovery... – P. 58.

104 Alföldy G. Die Krise des Römischen Reiches... – S. 377–378.

105 Arnheim M.T.W. The senatorial aristocracy... – P. 28–29.

106 Ibid. – P. 28.

107 Alfoldi A. La grande crise du monde romain... – P. 8.

108 Williams S. Diocletian and the roman recovery... – P. 49; Corcoran S. The Empire of the Tetrarchs. Imperial Pronouncements and Government AD 284–324. – Oxford, 1996. – P. 268 seq.

109 См.: Jones A.H.M. The Later Roman empire... – P. 45 seq.; Anderson J.G.C. The Genesis of Diocletian’s provincial reorganisation... – P. 30 seq.

110 Jones A.H.M. The Later Roman empire... – P. 45 seq.

111 Jones A.H.M. The Decline of Ancient World. – London, 1966. – P. 28.

112 См.: История Древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. – М., 1982. – С. 327.

113 Bleicken J. Verfassungs- und Sozialgeschichte... – S. 12.

114 Bleicken J. Prinzipat und Dominat: Gedanken zur Periodisierung der römischen Kaiserzeit. – Wiesbaden, 1978. – S. 28–29.

115 Тюменев А.И. История античных рабовладельческих обществ... – С. 26.

116 Mommsen Th. Abriss des römischen Staatsrechts... – S. 278.

 

Табл. 1. Правители Римской империи в 235–285 гг. н.э.1

 

47bc2ae43143.jpg

 

Примечания

 

1А – Сенатом, 1Б – армией, 1В – предшественником;

2А – знатное, 2Б – низкое;

3А – дружественные, 3Б – напряженные;

4А – дружественные, 4Б – напряженные.

 

1 В таблице названы императоры, титул Августа которых был официально признан римским сенатом.

 

Табл. 2. Государственный строй Римской империи в начале III в. н.э.1

 

06b48176c372.jpg
 

 

Табл. 3. Государственный строй Римской империи в период Домината2

 

a76793191a34.jpg

Примечания

 

1 История Древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. – М., 1982. – С. 223.

2 Demandt A. Antike Stäatsformen. Eine vergleichende Verfassungsgeschichte der Alten Welt. – Berlin, 1995. – S. 575.

 

Сергеев И.П. Римская империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории. Харьков, 1999. С. 158–176, 180–183, 192–196.

Ответить