1.
VII – начало IX столетия были для восточных славян временем продвижения в степи, далеко к юго-востоку от приднепровской лесо-степной полосы. Благоприятная военно-политическая обстановка, сложившаяся здесь после краха Аварского каганата, позволила им заселить в этот период поймы нижнего Днестра, Южного Буга и верхнего Дона, оставшиеся вне сферы могущественного Тюркского каганата. Относительная слабость кочевых племен, сменивших аваров в причерноморских степях, давала возможность численно превосходящим их славянским племенным союзам оттеснить их к востоку, но борьба эта была для земледельцев достаточно тяжелой. Не случайно в это время славянские поселения в степях современной Украины строились всегда укрепленными и в труднодоступных местах.
Русские и печенеги перед боем
Тюрки свои военные усилия направляли в противоположную от славянства сторону и, до распада каганата не успели столкнуться с ним. Великая Болгария, возникшая на его развалинах, была отвлечена, главным образом, борьбой с хазарами, а затем, утратив самостоятельность, оказалась способна лишь на грабительские набеги в земли своих северных и западных соседей. В результате, когда арабский военачальник Марван, разгромив хазар, проник вглубь их каганата, «на славянскую реку», он разорил там 20 тысяч жилищ «ас-сакалиба». Между исследователями нет ясности, Волга или Дон названа здесь славянской рекой, но факт удивительно смелого массового продвижения славян далеко на восток очевиден.
О времени установления хазарского господства над восточно-славянскими племенами, граничившими со степью, в литературе нет единого мнения. К примеру, П.П. Толочко относит его ко второй половине VIII в., С.А. Плетнева же, - не ранее начала IX в.
Власть хазарского кагана, установленная над полянами, северянами, радимичами и вятичами, и дань, взимаемая им с этих пограничных со степью племен, не могли существенно помешать накоплению материальных и людских ресурсов, что позволяло выдерживать натиск болгар, бывших, в то время по-видимому, главными врагами юго-восточных славянских племенных союзов. К тому же, господство хазар было не столь продолжительным. Поляне восстановили независимость с помощью варягов в начале шестидесятых годов. Северяне и радимичи были освобождены Олегом в 884 – 885 гг. Лишь вятичи оставались под игом пришельцев еще восемьдесят лет. Освобождение Чернигова неминуемо должно было отразиться на русско-хазарских отношениях, но сведений о конфликте между Русью и Хазарией по этому поводу источники не содержат, за исключением заявления Олега о том, что хазарам он «противен», т.е. враждебен.
Завершая хазарскую тему, следует сказать, что уже во времена Игоря между Киевом и Итилем произошло новое обострение отношений. Хазарский полководец Песах в 939 г. совершил поход на Киев и на какое то время подчинил его каганату, заставив уплатить контрибуцию. Однако, говорить о возобновлении регулярной дани хазарам, будто бы выплачивавшейся вплоть до середины шестидесятых годов, и, тем более, связывать с этим событием, известным по единственному, весьма тенденциозному источнику, значительно более ранний полулегендарный эпизод с «данью мечами», как считал Л.Н. Гумилев, было бы, на наш взгляд, неверно. Впрочем, подробный разбор русско-хазарских отношений выходят за рамки данного исследования.
В первой половине IX в. немало зла причиняли славянам пришедшие с Урала угры - мадьяры. Об этом сообщают восточные авторы. Ибн-Русте пишет: «..Воюя славян и добывши от них пленников, мадьяры отводят этих пленников берегом моря к одной из пристаней Румской земли, которая зовется Карх (Керчь..)»(Б.Н. Заходер. Каспийский свод… т.II . С.55).
Б.А. Рыбаков приводит свидетельство Персидского Анонима: «Внутренняя Болгария находится в состоянии постоянной войны со всей Русью». Об этой войне не упоминает автор Повести временных лет, но в Никоновской летописи, сохранившей следы древнейшего киевского, донесторовского летописания, под 872 г. встречаем: «Убиен бысть от болгар Осколдов сынъ».
Тюрко-болгары, занимавшие в VII – VIII вв. огромные пространства в степях европейского юго-востока, даже после поражения, нанесенного им хазарами, распада Великой Болгарии и ухода значительной их части на Балканы, были известны тому же Персидскому Анониму как «народ храбрый, воинственный, внушающий ужас…» и хорошо вооруженный. Поэтому борьба с ними была, в то время, одной из главных задач растущей Киевской державы, возможно известной соседям как «Каганат русов». Можно предположить, что сын киевского князя, «прегордого кагана русов», угрожавшего еще недавно Константинополю, погиб, выполняя её. Обороняя юго-восточные рубежи государства полян.
Отсутствие каких-либо иных сведений о русско-болгарской войне говорит само за себя. Существованию приднепровской государственности болгары не угрожали, почему и не превратились в героев повествований, подобных описанию аварских насилий над дулебами или «хазарской дани». Однако из-за Волги на государства Восточной Европы уже надвигалась новая опасность.
Согласно той же Никоновской летописи, уже в 875 г. Аскольд «избиша множество печенегъ». Достоверность этого сообщения проблематична, так как достоверно известно, что печенеги лишь в 889 г. переправились через Волгу, после чего до 894 г. вели на Дону непрерывную войну с уграми. Поэтому исследователи сходятся во мнении, что первоначально, в данном сообщении фигурировали другие кочевники (хазары, венгры или болгары), замененные позднее на «печенеги».
Это многочисленное тюркское племя, пришедшее из Средней Азии, откуда было вытеснено более сильными узами-торками и кипчаками, обойдя с севера владения хазар, сначала заполнило степи между Волгой и Днепром, распространившись на запад вплоть до р. Сирет. Под давление печенегов на запад, к Карпатам двинулись занимавшие междуречье Днепра и Днестра «угры»- мадьяры, с которыми славяне жили в основном мирно. Болгары же, в основной своей массе ушли на север, осев у слияния Волги и Камы, подчинив себе местное славянское население и основав новое государство. Там они оказались в зависимости от Хазарского каганата и, в целях уменьшения ее, вскоре приняли ислам (поскольку религией правящей элиты каганата был иудаизм).
Многочисленная и воинственная орда, наводящая ужас на окружающие земледельческие народы, к тому же лишенная какого-либо государственно-организационного единства, стала весьма серьезной проблемой для соседей. В первую очередь печенеги уничтожили древнюю греческую колонию на Тамани Фанагорию, пережившую и нашествие гуннов.
Крайняя скудость документальных свидетельств о русско-печенежских контактах привела к тому, что эта тема практически не получила специального рассмотрения в трудах исследователей данного периода. В то время, как кратковременные военные эпизоды в русско-печенежских отношениях описаны и интерпретированы с разных точек зрения.
Между тем факт достижения мира с крайне агрессивными новыми соседями-завоевателями и поддержания с этим пришельцами из Азии устойчивых отношений в протяжение столь длительного периода представляют, на наш взгляд немалый интерес. К сожалению, наши заключения, могут основываться, главным образом лишь на наблюдениях, носящих косвенный характер.
Занятые поначалу завоеванием жизненного пространства в степях, они, по видимому, не совершали значительных нападений на Русь, ища добычу на Балканах, в странах более богатых жизненными благами. Источники красноречиво умалчивают о сколько-нибудь крупных печенежских набегах на протяжении целого столетия. Более того, есть основания предполагать, что их отношения с Киевской державой при ее первых правителях приобрели форму постоянного, относительно устойчивого военного союза.
По давней традиции поколения историков представляли себе кочевников «бичом Божьим» для Руси, распространяя на киевские времена то отношение, которое сложилось у русских к «Золотой Орде» или к «злу казанскому». В настоящее же время, при внимательном рассмотрении, оказывается, что взаимоотношения Руси и Степи были далеко не так однозначны и фатально предопределены. Например Ибн-Хаукаль о печенегах писал: «Они (печенеги Ю.С.) – шип русийев и их сила».
Это образное выражение означало, в понимании арабского автора, постоянство военного союза руссов с печенегами и его эффективность. Печенежская конница здесь выглядит как орудие – «шип», или острие - в руках киевских князей. А.П. Новосельцев считал, что русско-печенежский союз возник как антихазарский. С этим нельзя не согласиться. Для обеих сторон это был оборонительный союз против общего врага. Прочность, целесообразность и эффективность его была неоднократно испытана на деле. Впрочем, если судить по дошедшим сведениям о его проявлениях, следует признать, что союзники лучшей обороной от хазар считали нападение.
Нельзя, однако, не отметить и того очевидного для нас факта, что этот союз имел и другую, чисто наступательную направленность – против Византии. Рассмотрим и проанализируем имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства источников о русско-печенежских отношениях и военном сотрудничестве.
Наибольшую информацию для размышлений о природе взаимоотношений Киева и печенегов дают сведения, содержащиеся в трактате императора Константина Багрянородного, представляющие собой результат тщательного и глубокого анализ военно-политической ситуации в Северном Причерноморье в середине X столетия, «основанный на долгом опыте». Информация, сообщаемая автором, противоречит как несколько комплиментарному и безапелляционному утверждению Персидского Анонима, так и данным, сообщаемым ПВЛ. Выясняется, что «…часто, когда живут не в мире друг с другом, (печенеги) грабят Русь и причиняют ей много вреда и убытков», а также, что мирные инициативы здесь исходят от славян и русов, стремящихся удовлетворить экономические интересы печенегов взаимовыгодной торговлей скотом.
Далее император делает ценнейшее наблюдение о том, что правители Киева не в состоянии вести наступательные действия против какого-либо иного противника, не заключив мира с печенегами, поскольку отсутствие русского войска немедленно повлечет в этом случае печенежский набег. Поэтому,- пишет он,- «Руссы… всегда стараются быть в союзе с ними и получать от них помощь…».
Согласно же ПВЛ, в 915 г. печенеги впервые приходили на Русь и заключили мир, (позволивший им предпринять поход на Дунай, в надежде ограбить Болгарию, все силы которой были в тот момент обращены против византийцев). Спустя пять лет, в «Повести временных лет» (ПВЛ) встречаем краткую запись о походе Игоря на печенегов. Причины (и результаты) его неизвестны. Можно предположить, что скорее всего это была карательная акция в ответ на нападения на торговые караваны, но поход мог быть вызван и просьбой соседей – болгар или Византии. После этого о печенегах нет упоминаний на протяжении четверти века. При полном отсутствии каких-либо данных само это молчание летописи может означать лишь одно – правительствам Игоря и Ольги удается поддерживать мир со степняками, и они не напоминают о себе.
Косвенно подтверждает отсутствие крупномасштабных конфликтов вплоть до 968 (969) г. и сообщение ПВЛ под этой датой: «Приидоша печенези на Рускую землю первое». Хотя, из приведенных выше наблюдений Константина Багрянородного, известно, что в этот же период печенеги нередко подстерегают в порогах плывущих из Киева купцов. Похоже, что союз этот, хотя и поддерживался почти непрерывно, вряд ли выглядел вполне органичным и достаточно прочным. Печенеги, как отмечает П.П. Толочко, вообще «не отличались постоянством своих политических ориентаций». Увидев, насколько соседние земледельческие государства заинтересованы в поддержании мира с ними, кочевники стремились максимально использовать такую выгодную для них ситуацию, поочередно заключая союзы с разными сторонами и получая за это вознаграждение от каждой.
В 944 г. печенеги упоминаются как союзники в походе Игоря на Константинополь. Наняв печенежскую конницу (своя была малочисленна) Игорь, по условиям соглашения, взял у кочевников заложников, как гарантию соблюдения ими условий. Помирившись с греками, Игорь, по видимому, выполняя тайные условия договора, повелел печенегам разорить Болгарию, что отвечало как интересам Византии, так и кочевников, уже получивших свою часть греческой дани. Позже, византийские источники упоминают печенегов, наряду с венграми, как союзников Святослава в его балканском походе. В неудачной битве под Аркадиополем они, по словам византийского хрониста, были опрокинуты первыми.
Это был союз ради совместного получения военной добычи, выгода от которого для обеих сторон была очевидна, поскольку войско Киевской Руси в то время было в основном пешим, а в дальних морских походах на Византию - практически исключительно пешим, остро нуждавшимся в кавалерии для прикрытия флангов своей «стены» в столкновениях с армией ромеев, обладавшей великолепной кавалерией. Лишь в походе Олега (907) т.е. до заключения союза с печенегами, одни славяне идут на греков «на конех и кораблех». В 941 г. состав войска Игоря в тексте не раскрывается, хотя, как мы уже выяснили, без прямого или косвенного участия печенегов он состояться не мог. В остальных случаях (944, 969) по берегу, главным образом, движутся конные союзники-номады.
Соответственно и печенегам, предпочтительно было не довольствоваться случайно захваченной в ходе стремительного набега добычей, а вступать в борьбу против Византии вместе с мощным союзником, с помощью которого можно было рассчитывать на значительно более весомые результаты (944). Так, рассмотрение уже начального этапа взаимоотношений Киевской Руси и кочевников дает нам пример взаимовыгодного союза восточных славян с тюрками-азиатами, позволившего успешно бороться с могущественнейшей мировой империей.
ПВЛ ничего не сообщает об участии печенегов в походах Святослава на хазар. Однако, сомневаться в их самом активном участии в этих акциях не приходится, поскольку они, являясь участниками традиционного союза, были не менее заинтересованы в разгроме своих исконных врагов. К тому же, как мы знаем, слабым местом киевского войска того времени была нехватка кавалерии. Этот недостаток тем более остро должен был ощущаться в походах против прирожденных конников-хазар. Поэтому едва ли печенеги, в данном случае, лишь сохраняли доброжелательный нейтралитет, без которого столь далекий и длительный поход (в том числе на Северный Кавказ) был бы просто немыслим.
В 968 г., подкупленные византийским золотом, печенеги впервые напали на Русь и осадили Киев, вынудив Святослава временно уйти из Болгарии. Киевлян выручило собранное на Левобережье войско (и военная хитрость) воеводы Претича, заявившего печенегам, что его отряд является авангардом («сторожей») Святослава. Напуганные печенеги отошли от стен крепости за р. Лыбедь. Было заключено перемирие, закрепленное обменом оружием, однако, печенеги, по-видимому, остались под Киевом, поскольку подоспевшему Святославу, согласно летописи, пришлось еще дополнительно собирать «воев»-ополченцев, чтобы «прогнать печенегов в поле».
Л.Н. Гумилев по этому поводу уточняет, что союзниками Византии выступали левобережные печенеги («От Руси к России С.47»). О битве ничего не сообщается. Как видно, печенеги выполняли условия договора с греками (оставшегося неизвестным хронистам) о максимально длительном отвлечении Святослава и благополучно откочевали в свои степи лишь тогда, когда он, прибыв домой, собрал достаточно войска, для войны с ними. При этом Киевщина, естественно, была опустошена. Трудно объяснить чем-то иным, кроме как стремлением соблюсти условия договора с Византией, их задержку на Руси после окончания неудачной осады и до подхода Святослава с войском.
Занятый в Киеве решением разного рода неотложных дел и торопясь вернуться обратно, на Балканы Святослав, как позже выяснилось, даже не заключил с печенегами мирного договора. Война, формально не окончилась. Это обстоятельство было использовано противной стороной. В результате печенежский «князь» Куря, предупрежденный болгарами о возвращении Святослава, со значительными силами занял днепровские пороги и уничтожил его отряд при попытке прорыва.
Произошло то, о чем рассуждал в своем трактате Багрянородный автор, современник походов Олега и Игоря: русы оказались не в состоянии вести войну (успешную), не помирившись с печенегами. К этому следует добавить замечание Л.Н. Гумилева, что когда Святослав зимовал в Белобережье, именно печенеги (правобережные), те, что не пришли ему на помошь, все-таки продавали ему провизию. Убили же его, по мнению автора, печенеги левобережные. На это продолжим, что продавали они конское мясо в крайне недостаточном количестве и по спекулятивным ценам, т.е. вовсе не по-союзнически. Святослав же, располагая огромной казной, оказался не в состоянии обеспечить зимовку продовольствием. К тому же, в таком случае остается загадкой, почему Святослав не пошел в Киев вслед за Свенельдом, по дружественной территории правобережных печенегов.
Роль печенегов в балканских походах Святослава была двойственной. Одни из их «колен» (на первом этапе) действовали с ним заодно, другие же мешали, становясь орудием в руках Византии, заинтересованной в ослаблении той и другой стороны. Сам же полководец показал себя посредственным политиком, не сумевшим ни обезопасить собственный тыл, ни нейтрализовать византийскую дипломатию, превратившую его союзников в наемных убийц.
Случившееся со Святославом показало киевской стороне не столько ненадежность существовавших до разрыва мирных отношений с печенегами, сколько жизненную важность их укрепления. Казалось бы, убийство киевского князя должно было бы осложнить русско-печенежские отношения (чего и добивалась империя). Тем не менее, летописи не сообщают о каких-либо актах мести с русской стороны. Ярополк, даже в начале своего правления, до начала борьбы с братьями, предпочитал сохранять с опасными соседями нормальные отношения. Позднее это позволило ему укрыться у печенегов. Более того, у В.Н. Татищева встречаем неизвестное ПВЛ сообщение о том, что в 979 г. на службу Ярополку Святославичу перешел печенежский «князь» Илдея и был с честью принят, получив во владение земли с крепостями. Татищев считал, что этих печенегов поселили в Поросье. Скорее всего эти-то печенеги и участвовали в войне Ярополка с Владимиром.
Можно было бы предположить, что Владимир, выросший на севере, должен был бы вести себя иначе, видя в степняках в первую очередь союзников брата-соперника и убийц отца. Тем более, что летопись, как будто свидетельствует о начавшихся печенежских набегах. Представляется, однако, что это не совсем так. Важно отметить, что начавшиеся с 980 г. нападения печенегов, были инспирированы Варяжко – приближенным Ярополка, бежавшим в степь и мстившим оттуда Владимиру.
2.
Владимир, как правитель, явил собой полную противоположность отцу, - «последнему викингу» - своеобразному кочевнику на киевском престоле, соблазнившемуся недостижимой идеей – перенесения столицы из Киева к устью Дуная, поскольку там «все блага сходятся» и видевшем в Руси лишь источник мехов и «челяди» т.е. рабов. Новый киевский князь был первым настоящим русским правителем – хозяином и защитником родной земли. Обстановка требовала от него военно-политической активности «по всем азимутам» и он не знал покоя, ежегодно совершая походы на запад и восток, в пределах славянского ареала и на иноплеменных соседей, но цели и смысл этой активности были совершенно иными. И если в действиях Владимира против Хазарии видна преемственность с походами Святослава, боровшегося за свободу торговли Руси с Востоком, то все остальные военные акции Владимира служат укреплению внутриполитического единства государства, приращения его территории и обороны его границ.
В политике Владимира по отношению к печенегам, заметны три этапа: «худой мир», открытый конфликт и снова - мир. На первом, несмотря на набеги, организованные Варяжко (о которых нет конкретных упоминаний), Владимир, в первые годы своего правления, занят войнами с поляками, вятичами, ятвягами радимичами и болгарами. Именно походы на них отражены в летописи. На южной границе, как можно предположить, – пассивная оборона. Более того, эти «многие» нападения оказались не в состоянии сорвать дальние походы по другим направлениям. Почему? Ответ, по-видимому, в масштабах личности их организатора.
Обе стороны рассматривали происходящее именно как действия частного лица, может быть даже как осуществление известных и понятных прав «кровника» и его наемников. Главы печенежских «колен» продолжали сохранять формальный мир с соседом, а действия тех, кто откликнулся на призыв Варяжко, не представляли серьезной угрозы безопасности страны. Так, не помешали печенеги и походу Владимира на Корсунь, когда неизбежно приходилось преодолевать пороги.
Как помним, Константин Багрянородный утверждал, что при отсутствии мира между Русью и печенегами, пороги, занятые кочевниками, становятся непреодолимыми для киевской флотилии, что однажды наглядно доказали Куря и Святослав. Следовательно, все эти годы киевское правительство настойчиво пытались нейтрализовать агитацию Варяжко и удержать печенежских вождей от крупномасштабных нападений на Русь, силы которой были задействованы для решения военно-политических задач на других направлениях. Тем не менее, в походе Владимира на болгар место печенегов в качестве кавалерии союзников уже заняли торки-гузы – еще одни союзники Святослава в походах на Хазарию.
В девяностых же годах ситуация резко меняется. Печенеги становятся главным и самым опасным противником. В силу каких причин это произошло? Почему дипломатия Владимира, относительно эффективная в восьмидесятых годах, в девяностых перестала приносить свои плоды, заставив киевское руководство целиком обратиться к военным методам обеспечения безопасности государства?
В литературе сложилось мнение, что обострение русско-печенежских отношений произошло из-за усиления Византии, прочный мир с которой заставлял кочевников перенести свою активность с дунайского направления. Укрепилось в это время и королевство венгров. Не отказываясь от этого тезиса целиком, попробуем добавить к нему иные соображения, ведь стабилизация на Балканах и возвращение империи на Дунай произошло еще в начале семидесятых годов, а крупномасштабные нападения печенегов на Русь – лишь в девяностых. Оставив на время этот важный для нашей работы вопрос без ответа, обратимся пока к хронологии событий и их анализу.
Перемены на южной границе начинаются еще в конце восьмидесятых. Началом второго этапа следует считать судьбоносный 988 г. Тогда, сразу же после крещения, Владимир, по-видимому, сознавая нарастающий ущерб от набегов степняков («бе бо рать от печенегъ»), и не желая более терпеть их «булавочные уколы», решил отказаться от проверенной временем политики «худого мира».
Готовясь к крупномасштабной войне со Степью, но, не имея еще достаточно сильной кавалерии для борьбы с кочевниками на равных в условиях маневренной войны, он высказывается по поводу слабой защищенности южной границы: «Се не добро, еже мало городовъ около Киева». Таким образом, фиксируется факт принятия решения о начале важнейшего государственного мероприятия – строительства пограничных оборонительных линий по обоим берегам Днепра.
Далее летопись, как бы в ответ на сетования князя, сообщает о строительстве крепостей по ближайшим к Киеву притокам Днепра: Десне, Остру, Трубежу, Стугне и Суле. Там же говорится о наборе «мужей лучших», т.е. дружинников племенных князей, от всех подвластных Киеву племен, для их гарнизонов. Тем самым Владимир не только решал задачу обороны границы путем создания «военных поселений», увеличивая, к тому же, военную мощь своего государства переподчинением непосредственно себе этих воинов-профессионалов, но и ослаблял военный потенциал отдельных племен и их «светлых» князей, всегда склонных к сепаратизму.
Как писал Б.А. Рыбаков, - «Владимир сумел сделать борьбу с печенегами делом всей Руси… Заслуга Владимира в том и состояла, что он весь лесной север заставил служить интересам обороны южной границы, шедшей по землям Полян, Уличей и Северян».
К сказанному можно добавить, что в ходе решения этой общегосударственной задачи выходцы из разных племён сливались в единую народность в первую очередь именно на границе. Таким образом, первыми подлинно русскими людьми стали эти воины качественно нового типа, служившие уже не племени и не лично князю, а всей обновленной Руси - ее первые пограничники!
Характерно, что страдавший от набегов простой народ поддержал выбор Владимира, и, несмотря на обрушившиеся вскоре на него новые, куда большие невзгоды, прославил князя в былинах как своего героя. Поскольку эта народная поддержка организации отпора хищным южанам является очевидным фактом, приходится признать, что практика стратегического союза с ними себя уже изжила и не имела перспектив хотя бы в силу сложившегося общественного мнения.
Киевский князь, и без того находившийся в сложной ситуации из-за опасности раскола общества по религиозному признаку (знаменитые пиры Владимира и невиданное ни до, ни после, «народолюбие» столь поразившие современников – тому яркое подтверждение), можно в этом не сомневаться, чутко прислушивался к настроениям своих подданных. Само расположение рассказа об укреплении границы сразу же за повестью о крещении Руси свидетельствует, что разрешение этого «вопроса номер два», стало насущной, назревшей необходимостью.
Жить под постоянной угрозой ограбления или рабства стало не просто опасно, но и слишком унизительно. Как видно, в те времена русским были не свойственны заклинания типа «лишь бы не было войны». Наоборот, признавая войну естественной частью своего бытия, неизменного от века миропорядка, наши предки со спокойствием истинного мужества произносили: «Мир стоит до рати, а рать – до мира».
Однако Владимир строил не только города-крепости. Возводя укрепленные линии, связывавшие узлы обороны, Владимир и его окружение не изобретали ничего нового. Они опирались на древнюю традицию строительства подобных сооружений, осуществлявшегося в Поднепровье начиная со II в. н.э. еще балтскими племенами киевской культуры, а позднее и протославянами, сначала против сарматов, затем, - в IV в. – против гуннов, и, наконец, антами, в VI в., – против аваров.
И, если, относительно немногочисленные племена с родовым строем и догосударственным уровнем общественного развития, смогли сплотиться перед смертельной опасностью и воздвигнуть в этих же местах поистине циклопические сооружения, до сих пор называемые «змиевыми валами», тянущимися порой на сотни километров, то нет ничего удивительного, что молодая «империя Рюриковичей» на новую угрозу ответила тем же.
Нередко в литературе можно встретить малокомпетентные утверждения, что Владимир укрепил свою южную границу «засеками», «завалами», «оградой», «частоколом», в действительности же речь идет о настоящих рубленых деревянных стенах с земляным заполнением, взятым из расположенного перед ними рва, аналогичным крепостным, после разрушения которых только и могли остаться земляные валы, подобные тем, что мы видим в центре древнерусских городов или в виде заброшенных городищ, а, в данном случае, - «змиевы валы»,- их четвертое и последнее поколение.
Несомненно, что укрепленная линия с многочисленными узлами обороны в виде городов-крепостей не могла быть возведена за два-три строительных сезона до начала крупномасштабных нападений печенегов – слишком велик был объем работ. К тому же, впервые стеной стали укреплять даже низменный левый берег Днепра далеко в южном направлении, вплоть до самого устья р. Сулы, откуда линия укреплений потянулась берегом этой далекой от Киева реки, вплоть до крайних поселений северян, издавна укрепившихся в лесных массивах ее среднего течения.
Закончена же эта титаническая работа была, по-видимому, лишь незадолго до появления в Киеве немецкого миссионера Бруно Кверфуртского (в 1008 г.), которому постаревший Владимир с гордостью показывал плоды своих трудов. Было чем гордиться. Десятки тысяч набитых землей срубов образовали вытянувшиеся на сотни верст стены, под защиту которых из разных северных племен переселены тысячи воинов вместе с семьями.
Двадцать лет гигантского напряжения сил молодого государства, огромной разнородной организаторской и хозяйственной работы, постоянно дезорганизуемой вражескими нападениями и самой их неотступной угрозой. Таковы хронологические рамки второго этапа деятельности Владимира Святославича по обеспечению безопасности границ своего государства.
Рассмотрев военные составляющие пограничной политики Владимира Святого можно вернуться и к дипломатической. К той загадке резкого слома пусть противоречивых, но достаточно устойчивых мирных отношений двух столь не схожих и даже противоположных культур, оставленной нами выше без ответа. Отгадка ее обещает быть поучительной.
Резкая перемена во взаимоотношениях соседей произошедшая в начале девяностых годов невольно заставляет думать, что причина как-то связана с принятием Русью крещения. Известна ревность к вере новообращенного Владимира! В конце-концов, не все в истории можно объяснить рациональными причинами. Раньше с кочевниками из прагматических соображений можно было и брататься, обмениваться оружием, а теперь для христиан-неофитов они становились «погаными»!
В чем-то сходной позиции придерживался и Л.Н. Гумилев. Однако приводимые им доводы противоречивы и сомнительны. В одном случае он, полностью отходя от отечественной традиции и летописной версии событий, считает, что начать войну с Русью печенегов заставили их союзники византийцы в отместку за взятие и разорение Херсонеса. В другом - признает, что выбор веры «дал Владимиру сильного союзника – Византию», а печенеги начали войну, поскольку богатели «…на торговле с Корсунью и Византией».
Оставив без комментариев первую версию, как не имеющую прямого отношения к предмету наших рассуждений, скажем лишь, что разовая акция против Корсуня, к тому же не имевшая целью разорить город, никак не могла серьезно повредить печенежским торговым интересам, тем более - торговле непосредственно с империей, осуществлявшейся далеко на Дунае, да и масштабный ответ печенегов запоздал на несколько лет… Между тем истинная причина, превратившая этих кочевников из обыкновенных степных разбойников в лютых и последовательных врагов Руси, как нам представляется, действительно лежит в сфере их экономических интересов.
Запрещение Владимиром столь необходимой для печенегов скототорговли со славянами, могло последовать как ответная мера на мелкие набеги. Как мы помним, поддержание оживленных торговых отношений со Степью было для киевских правителей главным способом удержания кочевников от крупных набегов (на их «промысел» у порогов, видимо, смотрели как на нечто само собою разумеющееся). У Владимира же, располагавшего теперь ресурсами реально объединенной Руси, было, как он считал, достаточно сил, и поводов для того, чтобы проучить печенегов, напомнить им времена деда и отца.
Еще естественнее и вероятнее другая версия. Печенегов вывело из себя само по себе строительство укрепленных линий. «Длиннейшая и крепчайшая ограда», воздвигавшаяся на путях прежних набегов, делавшая их невозможными, а один из главных источников обогащения - славянский живой товар - недоступным, лишала кочевников основного источника доходов, резко перечеркивала сам привычный образ жизни степняка, абсолютно убежденного в своем естественном праве охотиться за «ясырем» в такой же степени, как и охотиться на диких животных. Надо полагать, что возведение сплошной крепостной стены с ограниченным количеством ворот на протяжении нескольких сотен верст также не способствовало процветанию приграничной торговли.
Именно реальная невозможность продолжать прежний образ жизни, стремление вернуть все на свои привычные места. снести, прорвать ненавистную преграду, проучить ее строителей, навязать им прежний порядок взаимоотношений (с облегченным захватом рабов) и повлекли ту череду событий, которую открыло нашествие 993 г.
Подробнее всего хронология противостояния печенегам Владимира описана у Татищева (В.Н. Татищев. История Российская. М.-Л.1963-1964.Т.4.)
990 г. Закладка Белгорода на р. Рупине, переселение многих.
993 г. Поход на хорватов. По возвращению – нападение печенегов. Стояние на Трубеже, у Переяславля на броде. Переговоры. Уговор – на три года мира в случае победы русского бойца. Владимир обращается к берендичам и торкам (??) в поисках поединщика против печенега. Поединок Яна Усмаря и победа.
994 – поход на болгар
996 г. печенеги пришли к Василеву (по-видимому только что построенному Ю.С.) Владимир вышел с малой дружиной. Разбит в день Преображения.
997 г. печенеги у Белгорода (прорвались? Ю.С.). Владимир отсутствовал - отправился за северными воинами, «Бе бо рать велика без перестани.» (в ПВЛ – рассказ о «белгородском киселе». О возвращении Владимира и характере действий против печенегов оба источника не сообщают. Более о печенегах нет сведений вплоть до 1015. Ю.С.).
1000 г. Владимир на Дунае, в Переяславце. Печенегов к Киеву привел некто Володарь, «печенеги многи облеже град. Александр Попович произвел ночную вылазку и разбил печенегов, убив изменника Володаря с его братом. Владимир наградил Александра, надев на него золотую гривну.»
1001 г. Владимир посылает на печенегов Александра Поповича и Яна Усмаря. Они разбили печенегов, пленив их князя Родомана с сыновьями.
1004 г. Печенеги подошли к Белгороду. Против них высланы Александр и Ян. Печенеги бежали, не приняв боя. На этом какие-либо известия о печенегах прекращаются до 1015 г..
1015 г. Против печенегов, идущих на Русь послан Борис, а тяжело болеющий Владимир умирает.
О причинах наступившего затишья можно лишь догадываться: скорее всего Владимир проявил гибкость и дипломатическим путем сумел добиться большего, нежели военным. Есть предположение, что печенеги в тот период были отвлечены нападением торков, -союзников Киева. Могли на них оказать давление и появившиеся на Волге кипчаки. Упоминавшаяся выше германская миссия к печенегам застала русско-печенежские отношения в состоянии «ни мира, ни войны». Строительство оборонительных сооружений завершено и они, по-видимому, выполняют свою роль – набеги соседей стали невозможны. Однако требовались гарантии безопасности границ. Необходимо восстановить нормальные мирные отношения.
Мир с печенегами был заключен. Произошло ли это благодаря самоотверженности германских миссионеров во главе с епископом Бруно, попутно выполнивших просьбу Владимира о посредничестве или же заслуга в этом целиком принадлежит киевской дипломатии – не так уж важно. Цель была достигнута сочетанием комплекса мер и важную роль в этом, как считают некоторые исследователи, сыграл сын Владимира Борис. Именно он, упоминающийся летописью в 1015 году во главе войска идущего против печенегов, был, по-видимому, ранее направлен к ним по условиям мирного договора в качестве почетного заложника (обмен знатными заложниками - обычная практика в отношениях с кочевниками), и, проведя среди них достаточно долгое время, приобрел там необходимые связи.
Такой вариант объясняет иную версию событий 1015 года, известную из скандинавского источника. «Эймундова сага», записанная в XIV в. в далекой Исландии полностью противоречит в данном случае ПВЛ, рассказывая, как по указанию киевского князя «Ярислефа» (Ярослава?!), диверсионная группа варягов во главе с главным героем саги Эймундом, сумела убить князя «Борислейфа» (т.е. Бориса), отдыхавшего в своем шатре посреди спавшего печенежского войска, с которым он шел отвоевывать Киев (см. Филист Г.М. История «преступлений» Святополка Окаянного. Минск., 1990. С. 130.).
3.
Так, или иначе, мир, обеспечивший несколько лет относительного покоя, был заключен. Но длительная, тяжелая война, следовавшие один за другим «без перестани» набеги кочевников вызвали в конце X – начале XI вв. массовый отток населения из-под Киева и Чернигова вглубь страны, на запад и северо-восток. Именно в это время резко ускоряется стихийная колонизация волго-окского междуречья.
После смерти Владимира печенеги приняли активное участие в междоусобной войне его сыновей, поддерживая Святополка против Ярослава. Они участвовали в битве под Любечем в 1016 г., помогали ему и позже. Входили печенеги и в состав войска польского короля Болеслава Храброго, захватившего Киев в 1018 г. Наконец в 1019 г, снова на р. Альте, куда Святополк привел печенегов,. огромные («покрыша поле Летьское») рати сошлись в невиданной еще на Руси по своим масштабам битве.
Обе стороны бились с невиданным ожесточением. Трижды сходились – «сступашася» враги; бойцы в тесноте, изломав оружие, хватались за руки, резались ножами. Из-под груд бездыханных тел кровь ручейками стекала и скапливалась в лужи «по удольемь». Лишь к вечеру одолели русичи. Печенеги же вновь надолго исчезли из поля зрения летописца. Они не упоминаются среди племен, которые в 1024 г. привел на поле Лиственской битвы Мстислав Тмутараканский. Не мешали они Ярославу и позже бороться с Польшей и Чудью.
Однако в 1032 г. Ярослав «поча ставити грады по Ръси» и населять их пленными ляхами. Открытой войны еще небыло, но приближение ее ощущалось и граница на Правобережье Днепра была отодвинута на один переход к югу от Киева. Испорченные отношения более не налаживались (хотя у нас нет данных о состоянии дипломатических отношений с ними в тот период) и оправившиеся от поражения печенеги снова стали представлять опасность, а разговаривать с язычниками (впрочем, есть данные, что уже, якобы, с мусульманами, но это ничего не меняет) иначе как языком оружия гордый «царь» Ярослав не считал возможным для христианского государя...
Нападение печенегов произошло в год смерти Мстислава Владимировича Чернигово-тмутараканского и это не случайно. Этого былинного витязя «иже зареза Редедю предъ пълкы касожьскыми» («Слово о полку Игореве») печенеги боялись куда более, нежели не блиставшего личными полководческими доблестями Ярослава. Получается, что только благодаря союзу киевского князя с черниговским, степняки не возобновили войну ранее.
В 1036 г., Ярославу, находившемуся в Новгороде, пришла весть о том, что печенеги, воспользовавшись его отсутствием и внезапной кончиной брата в Чернигове, обложили Киев. Собрав большое войско из варягов и словен Ярослав поспешил на юг. Летопись не упоминает об участии в событиях кривичей, ибо сбор их ополчения потребовал остановки в Смоленске.
Печенегов было «бе-щисла», но это не могло остановить русичей. Судя по описанию битвы, противник не мешал Ярославу «исполчить» своих воинов. Выйдя из ворот «Владмирова города» они построились в следующем боевом порядке: в челе, т.е. в середине, как самая устойчивая , по мнению князя, часть встали варяги, на правом фланге – «кияне», на левом – новгородцы. Грандиозное побоище, в котором, по-видимому, приняла участие большая часть печенежских племен, длилось весь день. «Одва одоле к вечеру Ярославъ».
Теперь победа была полная и окончательная, поскольку русским войскам удалось ее закрепить. Похоже, что Ярослав, на этот раз, уже располагал силами, достаточными для длительного преследования, так как разбитые печенеги, вернее их остатки, судя по тексту источника, бежали в разные стороны и очень далеко (при этом тонули на переправах, что происходит только под воздействием противника Ю.С.), навсегда перестав представлять какую-либо угрозу для Руси. Часть их ушла на запад, к границам Византии, а часть – на восток, к Дону, где попала в зависимость от более сильных племен.
Борьба с печенегами, вызвав качественные изменения в военной организации Руси, привела к появлению отечественной кавалерии как рода войск. Конечно, дружинники киевских князей и ранее способны были передвигаться и даже сражаться на конях, но одной дружины было совершенно недостаточно для активной борьбы с кочевниками. Об отсутствии или нехватке конницы свидетельствовала и стратегия Владимира (строительство оборонительных линий) и его тактика – попытка противостоять в поле с недостаточными силами под Василевом или сидение в осаде, пока князь собирает силы на севере.
В 993 г. успех принесла победа на поединке, в 1000 г. – ночная вылазка. То есть всегда присутствовал элемент случайности. Победа в бою отмечена лишь в 1001 г. В 1004 г. печенеги уже бежали перед воеводами Владимира, предпочитая не вступать в бой, что, вероятно, и позволило закончить строительство оборонительных линий.
Окончательно чаша весов склонилась на нашу сторону в 1019 г., но лишь сокрушительный разгром основных сил целого кочевого народа 1036 г. поставил точку в этой борьбе, однозначно свидетельствуя о появлении на Руси кавалерии, как самостоятельного рода войск, способного решать и стратегические задачи (этот вывод, забытый отечественной исторической наукой, впервые сделан в XIX в. Марковым в его трехтомном труде «История конницы»).
Принципиально важно отметить, что массовая конница в тот период могла быть только ополченческой, как это было у франков при Карле Мартелле и позднее. Однако, если на западе уже во времена Карла Великого, завоевательные походы которого служили лишь удовлетворению его собственных амбиций и военно-грабительского пыла его окружения, наметились отход народных масс от участия в военном деле и кристаллизация рыцарства, то здесь, на степной восточной границе Европы, конница никогда не станет полностью феодальной. Печенежская опасность заставила сесть на коня и взять в руки копье «долгомерное» и пахаря, и горожанина-ремесленника.
Несмотря на конечную победу в борьбе с печенегами, потери Руси в ней оказались очень велики. Под напором кочевников исчезли целые племена (уличи и тиверцы). Под постоянной угрозой оказались торговые пути в страны Причерноморья и Прикаспия.
С другой стороны, организация обороны от грабительских набегов в масштабе государства повысила роль Киева, как политического и военного центра и оказала значительное влияние на создание единой древнерусской народности, позволила сосредоточить в руках киевского князя огромные вооруженные силы объединенных восточнославянских и изначально союзных им угро-финских племен. «Лучшие мужи» - т.е. дружинники племенных князей превратились по воле Владимира в военных поселенцев, увеличивая силу киевского князя и попутно превращаясь из кривичей, дреговичей и радимичей в первых действительно русских людей, выполняющих общегосударственную задачу.
Это поистине была первая военная реформа – создание новых вооруженных сил – начавшаяся одновременно с принятием христианства. Пограничная стража Владимира, это первое на Руси постоянное войско, создавалось уже не на чисто дружинной основе личной преданности вождю, а, в большей степени на новой, христианской, но оказавшейся столь созвучной и близкой русской душе идее жертвы «за други своя», идее служения Отечеству, государству, как средству защиты народа от векового зла, налетающего из южных степей и воплощенного в образе огнедышащего крылатого змея, требующего человеческой дани… .
В отличие от германского императора Генриха Птицелова, что решая аналогичную задачу, комплектовал свой Полабский легион из преступников, заменяя им заслуженную кару службой на славянской границе, Владимир Святославич основывал нашу пограничную службу на началах долга и чести. Вот где корни самобытности нашей военной организации и, следовательно, военного искусства, разительно отличающегося от военного искусства Запада, защищенного нами от степи, того Запада, где двигателем войн стал эгоизм крупных и мелких правителей, а воины-профессионалы превратились в наемников.
Так, новой верой и новой армией утвердил Владимир Святой новую Русь, простоявшую на этих двух опорах девятьсот лет…
Ю.В.Сухарев
