Повесть, сиречь история о Азовском сидении донских казаков 5 000 против турок 300 000

      Лета 7150-го году октября в 28 день приехали к Москве к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии самодержьцу з Дону из Азова города донския казаки, атаман Наум Васильев да ясаул Федор Иванов, а с ними казаков приехало 24 человека, которыя сидели в Азове городе от турок в осаде, и своему осадному сиденью привезли роспись, и тое роспись подали на Москве и Посолском приказе печатнику и думному дьяку Федору Федоровичю Лихачеву, а в росписи их пишет.
      В прошлом де во 149-м году июня в 24 день прислал турской царь Ибрагим салтан под нас, казаков, своих 4 паши, да 2 своих полковников; им же имена: Капитана, да Мастафу, Иусейна, да Ибреима, да ближние своей тайные думы верного своего слугу Ибреима скопца над ними уже над пашами смотрить вместо себя, царя турскаго, бою их и промыслу, как станут паши и полковники над Азовым городом промышляти и над нашими казачими головами. А с ними, пашами, прислал турской царь под нас многую свою собраную силу и бусурманскую рать, совокупя на нас всех подручников своих: нечестивых царей и королей, и князей, и владетелей - 12 земель! Воинских людей переписанной своей рати из-за моря, по спискам его, боевово люду браново 200 000, окроме поморских и кафинских черных мужиков, которые у них на сей стороне моря собраны и которые со всех орд их, и крымские и нагайские, с лопаты и з заступы на загребение наше, чтоб нас, казаков, многолюдством своим в Азове городе живых загрести и засыпати бы им горою великою, как они загребают своими силами людей в городех перситцкаго шаха, а себе бы им тем, царю своему турскому, нашею смертью слава залесть вечная во всю вселенную, а нам бы, християном, учинить укоризну вечную. Тех-то людей собрано на нас, черных мужиков, многие тысечи без числа, и писма им нет, - тако их множество. Да с ними ж, пашами, пришел ис Крыму крымской царь, да брат ево нарадым и Крым Гирей царевичь и калга, со всею своею крымскою и нагайскою ордою, да крымских и нагайских князей и мурзь и татар, ведомых письменых людей 8000, оприч тех неведомых людей. Да с тем же царем пришло горских князей и черкас из Кабарды 10 000. А с пашами было наемных людей немецких 2 полковника, а с ними 6000 салдатов. Да с теми ж пашами было для приступных промыслов многие немецкие люди-городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленики, славные многих государьств измышленики: гишпане, из Виницеи великия, из Стеколныя и из Фрянцыи. То были они пинарщики, которые делать умеют всякие приступныя мудрости и ядра чиненыя огненныя, и они которые мудрости умеют. А снаряду было с пашами под Азовым пушек больших ломовых 120 пушек. А ядра у них были велики, в пуд, и в полтора, и в два пуда ядро. Да мелково наряду было с ними всяких пушек и тюфяков 674 пушки, окроме верховых пушек огненных, а верховых с ними было 32 пушки. А весь наряд был прикован на чепях, бояся того, чтоб мы на выласках, вышед, у них того снаряду не отбили и в город бы ево не взяли. А было с пашами под нами всяких воинских собраных людей всяких розных земель и вер царя турского, его земли и розных земель: 1 - турки, 2 - крымцы, 3 - греки, 4 - серби, 5 - арапы, 6 - можары, 7 - буданы, 8 - олшаны, 9 - арнауты, 10 - волохи, 11 - мутьяня, 12 - черкасы, 13 - немцы. И всего с пашами и с крымским царем людей было, по спискам их, браного мужика, окроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000. А збирался турской царь на нас, казаков, за морем ровно 4 годы, а на пятой год он пашей своих и крымского царя под Азов прислал.
      Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымской царь наступил на нас со всеми великими турецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом, людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потреслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они, турки, по полям у нас шатры свои турецкия ставить. И полатки многия, и наметы великия, и дворы болшия полотняныя, яко горы высокия и страшныя, забелелися. И почали у них в полкех их быти трубли великия в трубы большие, и игры многия, и писки от них в полках пошли великия и несказанныя голосами страшными их бусурманскими. И после того в полкех их почела быти стрелба пушечная и мушкетная великая: как есть стала гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная ото облака бывает с небеси. От стрелбы их стал огнь и дым до неба. И все наши градные крепости потряслися от стрелбы их той огненной. И солнце померкло во дни том и, светлое, в кровь претворися. Как есть наступила тма темная. И страшно добре нам стало от них в те поры, трепетно и дивно их несказанной и страшной и дивной приход бусурманской нам было видети. Никак непостижимо уму человеческому: в нашем возрасте того было не слышати, не токмо что такую рать великую, страшную и собранную очима кому видети. Близостью самою к нам они почали ставитца за полверсты малые от Азова города. Их яныческие головы строем их идут к нам под город великими болшими полки. Головы их и сотники, отделяся от них, пред ними идут пеши жь. Знамена у них яныченския велики неизреченно, черны. В себе знамяна, яко тучи страшныя, покрывают людей. Набаты у них гремят многие и трубы трубят, и в барабаны бьют в велики и несказанны. Ужасно слышати сердцу всякому их бусурманская трубля, яко звери воют страшны над главами нашими розными голосами. Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь греческий приходил под Трояньское государство со многими государьствы и тысочи. 12 их голов яныческих пришли к нам самою близостию к городу и осадили нас они, пришедши, накрепко. Стекшися, они стали круг Азова города во восмь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И патожки они свои потыкали и мушкеты свои по нас прицелили. Фетили у всех яныченей кипят у мушкетов их, что свещи горят. А у всякаго головы в полку яныченей по 12 000. И бой у них у всех огненной, плате на них на всех головах яныческих златоглавое, а на яныченях на всех збруя их одинакая красная, яко зоря кажетца, пищали у них у всех долгие турские з жаграми, а на главах у всех яныченей шишяки, яко звезды кажются. Подобен их строй строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами, а в полку у них салдат 6000. Тогож дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турские толмачей своих бусурманских, персидцких и еллинских, а с ними, толмачами, говорить прислали с нами голову яныченскаго перваго от строю своего пехотнаго. И почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя крымскаго речью глаткою: "О люди божии, царя небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми, яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко лви свирепыи в пустынях рыскаете, казачество донское и волное и свирепое, соседи наши ближние и непостоянные нравы, лукавы пустынножители, неправии убийцы и разбойницы непощадны! Как от века не наполните своего чрева гладново? Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую десницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы еще на Руси богатыри светоруские нарицаетесь: где вы, воры, теперво можете утечи от руки ево страшныя? Птицею ли вам из Азова лететь? Осаждены вы теперво накрепко. Прогневали вы Мурата салтана царя турского, величество ево. Первое, - вы у него убили на Дону чесна мужа греческаго закона, турского посла Фому, приняв ево с честию в городки свои, а с ним побили вы всех армен и гречан, для их сребра и злата. А тот посол Фома послан был от Царяграда ко царю вашему для великих царственных дел. Да вы же у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбной двор. Напали вы на него, аки волки гладныя, и не пощадили вы в нем никакова мужеска возраста, ни стара ни мала, дондеже и владетелей, - посекли всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. И теперво сидите в нем. Разделили вы государя царя турсково тем Азовым городом со всею ево ордою крымскою и нагайскою воровством своим. А та у него орда крымская - оборона его великая на все стороны страшная. Второе, - разлучили его с карабелным пристанищем. Затворили вы тем Азовом городом все море Синее: не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым ни в которые поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чево вы конца в нем дожидаетесь? Крепкие, жестокия казачьи сердца ваши! Очистите вотчину царя турсково Азов город в ночь сию, не мешкая. А что есть у вас в нем вашего сребра и злата, то понесите без страха из Азова вон с собою в городки свои казачьи к своим товарыщем, а на отходе ничем вас не тронем. А есть ли толко вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы быти. Хто вас может, злодеи-убийцы, укрыть или заступить от руки ево такия силныя и от великих таких, страшных, непобедимых сил его, царя восточново турсково? Кто постоит ему? Несть ему никово ровна или подобна величеством и силами на свете! Единому лише повинен он богу небесному и един лише он верен страж гроба божия, по воли ж божии: избра его бог на свете едина от всех царей. Промышляйте себе в нощь сию животом своим, не умрите от руки царя турсково смертью лютою, своею волею. Он, великий государь восточной турской царь, не убийца николи вашему брату вору, казаку и разбойнику. Ему бы то, царю, честь достойная, что победить где царя великаго и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничя. А есть ли вы уже пересидите в Азове нощь сию через цареву такую милостивую речь и заповедь, - приймем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои возмем и отдадим вас, воров, на муки лютыя и грозныя. Раздробим всю плоть вашу разбойничю на крошки дробныя! Хотя бы вас, воров, в Азове городе сидело 40 000, ино силы с пашами под вас прислано болши 300 000. Несть столько и волосов на главах ваших, сколько силы турецкие под Азовым городом. Видите вы и сами, глупые воры, очима своима силу его великую неизчетну, как они покрыли всю степь вашу казачю великую. Не могут, чаю, и с высоты, з города очи ваши видети другово краю сил наших. Не перелстит через силу нашу турецкую никакова птицы паряща, устрашится людей от много множества сил наших, вся валится с высоты на землю. Аще б восхотел государь нашь царь турецкими своими силами великими пленити государство перситцкое, и он его, государь такими людми в три дни взял или б землю его разорил. И то вам ворам, даем ведать, что от царства вашего Московскаго никакой вам помощи и выручи не будет, ни от царя, ни от человек русских. На что вы, воры глупыя, надежны? Запасу вам хлебнаго с Руси николи не пришлють. А есть ли вы, люди божии, служить похочете, казачество свирепое, волное, государю нашему царю Ибрагиму салтану, его величеству, принесите тако ему, царю, винныя свои головы разбойничи в повиновение на службу вечную. Радость будет: отпустит вам государь наш турецкой царь и паши его вси ваши казачи грубости прежние и нонешние и взятье азовское. Пожалует вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь турецкой царь, многим и неисчетным богатством, учинит вам, казаком, у себя во Цареграде покои великии во веки, положит на вас на всех казаков плате свое златоглавое, печати подаст вам богатырские золоты с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казакомь, в государьстве его во Цареграде будет кланятся, станут вас всех, казаков, называти - Дону славнаго рыцари знатныя, а азаки избранныя. И то ваша слава казачья вечная в веце сем, от востоку до западу. Станут вас называти во веки все орды бусурманския и еллинские, и перситцкие святорускими богатырями, што не устрашились вы своими людми малыми - 5000 страшных таких великих и непобедимых сил царя турского, - 300 000 одной той ево пописанной силы, окроме люду волново и черных мужиков, а тех у нас и щету нет и пописати такова их множества, яко травы на поле или песку на море. Дождались мы к себе полкы под город в жестосердии нашем. Каков перед вами славен и силен, и многолюден, и богат перситцкой царь, владетель поставлен от бога надо всею великою Персидою и над богатою Индеею! Имеет он, государь, у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь, и тот шах персицкой царь, впрям николи не стоит на ноли против царя турского и не сидят ево люди персидския противу нашей силы в городкех своих, ведая они наше свирепство, и безстрашие, и гордость".
      Ответ наш казачей из Азова города турецким и розных языков и вер толмачам и голове языческому:
      "О, прегордыи и лютыи варвары! Видим мы всех вас и до сех мест и про вас ведаем, силы и пыхи царя турсково все знаем. И видаемъся мы с вами, турками, почасту на море и за морем, и на сухом пути. Знакомы уже вы нам! Ждали мы вас, гостей к себе под Азов город дни многия. Где полно ваш Ибрагим турской царь ум свой дел? Позор его конечной будет! Или у него, царя, не стало за морем злата и сребра, то он прислал под нас, казаков, для кровавых казачих зипунов наших четырех пашей своих? А с ними, сказываете, что под нас прислано рати турецкие одной его пописи 300 000. То мы и сами впрямь видим и ведаем, что есть столько силы его под нами, с 300 000 люду боевово, окроме мужика чорново и охотника. Тех впрямь людей много: что травы на поле или песку на море. Да на нас же нанял ваш турсцкой царь из 4 земель немецких салдатов 6000, да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну великую для смерти нашей. Добивался голов казачих! И то вамь, туркомь, самим давно ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас, турецкой царь, Азов и взятьем возметь такими своими великими турецкими силами и наемными людьми немецкими, умом немецким и промыслом, а не своим царевым дородством и разумом, не большая та и честь будет ево, царева, турскаго имяни, что возмет нас, казаков, в Азове городе. Не избудет он тем на веки и не изведет казачья имяни и прозвища, и не запустеет Дон головами нашими! А на взыскание смерти нашей з Дону удалые молотцы к вам тотчас будут под Азов все, не утечи будеть пашамь вашим от них и за море. А есть ли толко нас избавит бог от руки ево такия силныя, отсидимся от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от 300 000 человек, людми своими малыми, всево нас, казаков, в Азове сидит 5000, срамно то будет царю вашему турскому и вечной стыд и позор от его братьи, от всех царей и королей немецких. Назвал от высока сам себя, будто он выше всех земных царей, а мы люди божьи, надежа у нас вся на бога и на матерь божию богородицу и на иных угодников и на всю братию и товарыщей своих, которые у нас по Дону в городках живут, - те нас выручат. А холопи мы природные государя царя християнскаго царьства Московскаго, а прозвище наше вечно - казачество донское волное и безстрашное! Станем мы с ним, царем турским, битца, что с худым свиным пастухом наймитом. Мы собе казачество волное исповедаем и живота своего не разсужаем, не страшимся того, что ваши силы великия: где бывают рати великия, тут ложатся трупы многия! Веть мы люди божии, а не шаха персидского, что вы, будто женок, засыпаете в городех их горами высокими, а нас, казаков, от веку нихто в осаде живых не имывал, а горою вам к намь итти моторно. Вы наш промысл над собою сами увидите. Хотя нас, казаков, в осаде сидить не много, только 5000, а за божиею помощию не боимся сил ваших великих 300 000 и немецких всяких промыслов. Гордому ему бусурману царю турскому и пашам вашим бог противитца за ево такия слова высокие. Ровен он, собака, смрадной пес, ваш турской царь, богу небесному у вас в титлах пишется. Как он, бусурман поганой, смеет так в титлах писатся и подобитися вышнему? Не положил он, похабной бусурман, поганый пес, скаредная собака, бога себе помощника, обнадежился он на свое тленное богатество, вознес отец его сатана гордостию до неба, опустит его за то бог с высоты в бездну во веки. И от нашей казачи руки малыя срамота, и стыд, и укоризна ему вечная будет, царю вашему турскому, и пашам, и всему войску. Где ево рати великия топере в полях у нас ревут и славятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые и плачи многие, лягут от рук наших ваши трупы многие. И давно у нас в полях наших летаючи, хлехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего бусурманского трупа ожидаючи. Преж сего накормили мы их головами вашими, как Азов взяли, а топерво вам от нас опять хочется товож, чтоб плоти вашея мы тех зверей накормили, - и то вам будет по прежнему! А красной хорошей Азов город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью, дородством своим и разумом для опыту, каковы его люди турские в городех от нас сидят. А мы сели в Азове людми малыми, розделясь с товарыщи нароком надвое, для опыту ж - посмотрим мы турецких умов и промыслов! А все то мы применяемся к Еросалиму и Царюграду. Хочетца нам також взяти Царьград, то государьство было християнское. Да вы ж, бусурманы, нас жалеете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново, ни выручки, а сказываете нам, бутто к вам из государьства Московскаго про нас о том писано. И мы про то сами без вас, собак, ведаем, какие мы в Московском государьстве на Руси люди дорогие, ни х чему мы там не надобны, очередь мы свою за собою сами ведаем. А государьство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государьств и орд бусорманских, персидцких и еллинских, аки в небе солнце. А нас на Руси не почитают и за пса смердящаго. Отбегаем мы ис того государьства Московскаго, из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыни непроходней, взираем на Христа, бога небеснаго. Кому об нас там потужить? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали. Кормит нас, молодцов, на поли господь бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивиими да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем - то вам самим ведомо! А жены себе красныя и любимыя водим и выбираем от вас же из Царяграда, а с женами детей с вами вместе приживаем. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением, для казачих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас, холопей своих далных, государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него, великого государя, казни смертныя за взятье азовское. А государь наш великий, и праведный, и пресветлый царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа России самодержец и многих государьств и орд государь и обладатель: много у него, великого государя, в вечном холопстве таких бусорманских царей служат ему, великому государю, как и ваш Ибрагим, турской царь. Толко он, государь наш великий, пресветлый и праведный царь, чинит по преданию святхы отец, не желает пролития кровей ваших бусорманских. Довольно он, великий государь, богат от бога данными своими царьскими оброками и без вашего бусорманского скареднаго богатства собачья. А есть ли бы на то его государьское повеление было и восхотел бы он, великий государь, ваших бусурманских кровей разлития и градом вашим бусурманским разорения за ваше бусурманское к нему, великому государю, неисправление, хотя бы он, великий государь наш, на вас на всех босурман велел быть войною одной своей украине, которые люди живут в украинских городех по валу от рубежа крымского и нагайского, и тут бы собралось его государевых русских людей с одной той украины болши легеона тысящь. Да и такия ево государевы люди руския украиньцы, что они жестоки на вас будут и алчны, аки львы яростные и неукротимые, и хотя поясти вашу живую плоть босурманскую. Да держит их и не повелит им на то десница ево царьская. А в городех во всех украинских под страхом смертным, а царевым повелением держат их воеводы государевы. Не укрылся бы ваш Ибрагим турской царь от руки ево государевы и от жестосердия людей ево государевых и во утробе матери своей, и утробу бы ея роспороли, да перед лицем бы ево царевым поставили. Не защитило бы ево, царя турскаво, от руки ево государевы и от ево десницы высокия и море Черное. Не удержало бы людей ево государевых! И был бы за ним, великим государем, однем летом Ерусалим и Царьград по прежнему, а в городех бы турецких во всех не стоял бы камень на камени от промыслу русского. Да вы же нас зовете словом царя турского, чтобы нам служить ему, царю турскому, а сулите нам от него честь великую и богатство многое. А мы люди божии, а холопи государя царя московского, а се нарицаемся по крещению православные крестьяне. Как служить можем ему, царю турскому неверному, оставя пресветлой здешней свет и будущей? Во тму итти не хощем! Будем впрямь мы ему, царю турскому, в слуги надобны, и как мы отсидимся от вас в Азове городе, побываем мы у него, царя, за морем под ево Царемградом, посмотрим мы Царяграда строение и красоты ево. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, - лише бы ему, царю, наша казачья речь полюбилась! Станем мы служить ему, царю, пищалми казачими, да своими сабелки вострыми. А ныне нам с вами и с пашами вашими и говорить нечево, да и не с кем. Как предки ваши, бусорманы поганые, учинили над Царемградом, взяли взятьем его, убили они государя царя крестьянского Констянтина благовернаго, побили в нем крестьян многия тмы тысящи, обагрили кровию нашею крестьянскою все пороги церковныя, искоренили до конца всю веру крестьянскую, - тако бы и нам учинить над вами, бусорманы погаными, взять бы ныне нам Царьград взятьем из рук ваших бусорманских, убить бы против того вашего Ибрагима царя турского и со всеми его бусорманы погаными, пролити бы ваша кровь бусорманскан нечистая. Тогда у нас с вами в том месте мир поставитца, а тепере нам с вами и говорить больши того нечего. Что мы от вас слышали, то твердо ведаем, а что вы от нас слышали, то скажете речь нашу пашам своим. Нельзя нам миритца или веритца крестьяном з босурманы. Крестьянин побожится душею крестьянскою, и на той правде во веки стоит, а ваш брат, бусорман, побожится верою бусурманскою, а ваша вера бусорманская татарская ровна бешеной собаке, - и потому вашему брату, бусорману, собаке, и верить нельзя. Ради мы в завтра вас подчивать, чем у нас, молотцов, бог послал в Азове городе. Поедте вы к своим глупым пашам не мешкая, а опять к нам с такою глупою речью не ездите. А манить вам нас, - лише дни даром терять! А хто от вас к нам с такою глупою речью впредь будет, тому у нас под стеною города быть убиту. Промышляйте вы тем, для чего приехали от царя своего турскаго. Мы у вас Азов город взяли головами своими молодецкими, людми немногими, а вы его у нас, ис казачих рук наших, доступайте головами своими туретцкими, многими своими силами. Кому-то у нас на боех поможет бог? Потерять вам под Азовым городом турецких голов своих многия тысящи, а не видать его вам будет из рук наших казачьих и до века. Разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа России самодержец, да вас им, собак, пожалует, то уже ваш будет, на то ево государьская воля".
      Как от Азова города голова и толмачи приехали в своя турецкия табары к пашам своим и сказали наш ответ, в их полках у них в те поры замешалось: почали в трубы трубить в великия для собрания силы и полков. И после той трубли собранной почали бить в граматы великия и в набаты, в роги и в цебылги почали играть добре жалосно. А все знатно, что готовятся к приступу. А у всей пехоты их салдацкой и яныченской в барабаны бьют тихо. И разбирались они в полках своих, и строились ночь всю до света. Как на дворех уже час дни, почали выступать полки ис станов своих. Знамена у них зацвели и праперы, как есть стали цветы многия. От труб великих и набатов неизреченной визг. Дивен и страшен приход их под Азов город! Никак того уже нельзя страшнее быти.
      Перво под город к нам пришли к приступу немецкия 2 полковника с салдатами, а за ними пригаел весь строй пехотной яныческой 150 000, потому и орда вся с пехотою к городу к приступу пришла. Крикнули столь смело и жестоко в приход их первой, приклонили к нам они все знамена свои и покрыли знаменами своими весь наш Азов город. Почали башни и стены топорами рубить и ломами великими ломать, а на стены многия по лестницам взошли: хотели нас взять того часу 1-го своими силами. В те поры уже у нас стала стрелба по них осадная из города, а до тех мест мы им молчали. В огне и в дыму не мочно у нас друг друга видеть: на обе стороны лише дым да огнь стоял, от стрелбы их огненой дым топился до неба. Как есть - страшная гроза небесная, когда бывает гром с молниею! Которые у нас подкопы были отведены за город для их приступного времени, и те наши подкопы от множества их неизреченных сил не устояли - все обвалились, не удержала силы их земля и крепость азовская. И уста наша кровию запеклись, не пиваючи и не едаючи! На тех-то пропастех побито турецкой силы от нас многия тысящи: приведен у нас был весь снаряд на то подкопное место и набит был он весь у нас дробю, железными усечками. Убито у нас под стеною Азова города на том 1-ом приступе в тот 1 день турок 6 голов яныческих, да 2 немецких полковников со всеми салдаты с 6000-ю. В тот же день, вышед, взяли мы у них на вылоске большое знаме царя их турскаго с клеймом ево. Паши его и полковники перво приступали всеми силами в тот 1 день весь день до вечера и зорею вечерною. Убито у них в тот 1 день от нас под городом, окроме 6 голов яныческих и 2 полковников немецких, 23 000, окроме раненых. И мы, казаки, вышед из города, оклали труп мертвой турецкой вкруг города выше пояса. На 2 день в зорю вечернюю опять прислали к нам паши под Азов город толмачей своих, чтоб дать отобрать побитой труп, который побит от нас под стеною Азова города. А давали нам за всякую убитую яныческую голову по золотому червонному, а за голов и за полковников давали по 100 тарелей. И войским за то не постояли им, не взяли у них ни сребра, ни злата: "Не продаем мы мертваго трупу николи. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная! То вам, собакам, из Азова города от нас, казаков, игрушка первая, лише мы, молотцы, оружие свое прочистили. Всем вам, бусорманом, от нас то же будет, иным нам вас потчивать нечем - дело осадное!"
      В тот 2 день боя у нас с ними не было. Отбирали они свой побитой труп целой день до вечера; выкопали они яму побитому своему трупу, глубокой ров, от города на 3 версты, а засыпали ево горою высокою и поставили над ними признаки многия босурманския и подписали на них языки многими разными.
      И после того в 3 день опять к нам они, турки, под город пришли во всеми своими силами. Толко уже стали они вдали от нас, а приступу к нам не было. Зачали люди их пеши в тот день весть гору высокую, земляной великой вал, выгде многим Азова города. И тою горою высокою хотели нас живых накрыть и засыпать в Азове городе великими турецкими силами. И привели ту гору к нам в три дни. И мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, што от нее наша смерть будет, попрося у бога милости и пречистыя богородицы помощи и у предтечева образа заступления, и призывая на помощь чюдотворцы московские, учиня мы меж собою последнее надгробное прощание друг з другом и со всеми православными крестьяне, малою своею дружиною 5000 пошли к ним из города на прямой бой против 300 000.
      "Господь, сотворитель небу и земли, не выдай нечестивым создания рук своих. Видим от них, сильных, пред лицем смерть свою лютую: хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту нашу и безсилие, что нас в пустынях покинули все православные крестьяна, убоялись лица их страшнаго, великих сил турецких. И мы, бедныя, не отчая себе твоя владычняя милости, видя твоя щедроты великия, за твоею помощию божиею, за веру крестьянскую умираючи, бьемся против сил болших, людей 300 000, за церкви божии, за все государьство Московское и за имя царьское".
      Положа мы на себя все образы смертныя, выходили к ним на бой и единодушно крикнули, на бой вышед к ним: "С нами бог! Разумейте языцы и покаряйтеся, яко с нами бог!"
      Как заслышали неверные изо уст наших то слово, что с нами бог, не устоял впрямь ни един человек против лица нашего, побежали все от горы своея высокия. Побили мы их, в тот час вышед, многия тысящи, взяли мы у них в те поры на вылоске на том бою у той горы 16 знамен однех яныческих, да 28 бочек пороху. Тем-то мы их порохом, подкопався под ту их гору высокую, разбросали всю ее, их же побило ею многие тысящы, а к нам их яныченей тем нашим подкопным порохом живых в город кинуло 1400 человек. Та их мудрость земляная с тех мест миновалась. Почали они от нас страшны быти.
      В рати их почела меж их роздряга быти великая. Паши ж турецкие почали крычать на царя крымского, что не ходит он к приступу с ордою с крымскою. Царево слово к пашам и турченям: "Иже ведомы нравы казачи и обычаи. Приступами нам их николи не имывать - в осадах казаки люди жестокосердые. Под светом таких людей не видано и не слыхано! Развее нам на единую их казачью голову давати своих голов по 1000".
      По повелению нашей и умышлеников-городоемцов повели яныченя и все их войско и черныя мужики другую гору позади тое, болши прежней: в длину лучных 3 перестрела, а в вышину многим выше Азова града, а широта ей, как можно бросить на нея дважды каменем. И на той горе поставили весь снаряд свой пушечной и пехоту свою всю привели турецкую на ту гору, - 150 000, и орду нагайскую всю с лошадей збили. И почали с той горы из снаряду бить по Азову граду безпрестани день и нощ. И от пушек их аки страшный гром стоял, и огнь и дым топился от них до неба. 16 день и нощей 16 не премолк снарядь их пугаечной ни на единой час! В те поры дни и нощи покоя нам от стрелбы их пушечной не было. Все наши азовские крепости роспались. Стены и башни все, и церковь предтечева, и полаты все до единыя розбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечной переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове городе церковь Николы чюдотворца в полы осталась. Потому ея столько осталось, что она стояла внизу добре, у моря под гору.
      А мы от них сидели по ямам все и выглянуть нам из них нелзе. И мы в те поры зделали себе покой великой в земле под ними: под их валом дворы себе потайныя великие поделали. Ис тех мы потайных своих дворов подвели под них 28 подкопов, под их таборы, и теми мы подкопами себе учинили прямую избаву великую: выходили мы нощною порою на их пехоту яныческую, побивали мы их тем множество. Теми своими нощными выласками на их пехоту турецкую положили мы великой страх и урон болшой учинили в людех их. И после того паши турецкие, смотря на нашй те подкопные мудрости и осадные промыслы, повели они уже напротив к нам из своих табор 17 подкопов своих и хотели оне теми подкопами приттить к нам в ямы наши, да нас подавить своими людми великими. И мы милостию божиею устерегли все те подкопы их и и под их подкопы зделали свои подкопы и подкатили пороху, и те их подкопы все взорвало и побило их, турецких людей, многие тысечи. С тех мест подкопная их мудрость вся уж миновалась. Постыли уж им те все подкопные промыслы!
      А было от турок всех приступов к нам под город 24 приступа всеми их людми, окроме болшова приступа первово. Таковаго и смелаго и жестоково приступу не бывало к нам, ножами мы с ними резались в тот приступ.
      Почали уже оне к нам метати в ямы наши ядра огненныя чиненыя и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты великия, побивали многих нас и опаливали. А после тех ядер огненных, вымышляя оне над нами умом своим, оставя оне вси уж мудрости, почели нас осиловать и доступать прямым боем, своими силами. Почали оне к нам на приступ присылать на всякий день людей своих, янычен по 10 000 человек, приступают к нам целой день до ночи. Ночь придет, - на перемену им придут другия 10 000 человек, - те уж к нам приступают ночь всю до света. Ни на един час не дадут покою нам! Оне бьются с переменою день и нощь, чтоб тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе злого ухищреннаго промыслу, от бессония, и от тяжелых ран своих, и от всяких осадных лютых нуж, и от духу смраднаго от человеческаго трупия, отягчали мы все и изнемогли многими болезнями лютыми осадными. А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, - ни на единой час отдохнуть нам не дадут!
      И в те поры, отчаявши мы живот свой в Азове городе, в выручке своей безнадежны стали от человек. Толко себе чаем помощи от вышняго бога. Прибежим, бедные, к своему помощнику предтечеву образу, пред ним, светом, розплачемся слезами горкими:
      "Государь-свет, помощник наш, предтеча Христов Иоанн! По твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, - взяли Азов град, - побили мы в нем всех християнских мучителей и идолослужителей. И твой светов дом, Никола чудотворец, очистили, и украсили ваши чудотворныя образы от своих грешных и недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед вашими образы не бывало. Али мы вас, светов, прогневали чем, что опять хощете итти в руки бусурманския? На вас мы, светов, надеялись, в осаде в нем сидели, оставя всех своих товарыщев. А топерво от турок видим смерть свою лютую. Поморили нас безсонием: 14 дней и 14 нощей с ними безпрестани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонныя уж не служат нам, от истомы уста наши не глаголют уж, от безспрестанныя стрелбы глаза наши выжгло, в них стреляючи порохом, яаык уж наш во устах наших на бусурман закричать не воротится. Такое наше безсилие - не можем в руках своих никакова оружия держать, почитаем себя уже мы топерво за мертвой труп. З два дни чаю, уже не будеть в осаде сиденья нашего. Топерво мы, бедныя, разставаемся с вашими чюдотворными иконами и со всеми християны православными. Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, за веру християньскую, за имя царьское и все государство Московское.
      Почали уже мы, атаманы и казаки, и удалые молотцы, и все великое Донское и Запорожское свирепое Войско прощатись:
      "Прости нас, холопей своих грешных, государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Росии Самодержец. Вели, государь, помянуть души наши грешныя. Простите, государи, вси патриархи вселенские. Простите, государи, вси преосвящеднии митрополиты. Простите, государи, вси архиепископы и епископы. Простите, государи, архимандриты и игумены. Простите, государи, протопопы и вси священницы и дьяконы и вси церковные причетники. Простите, государи, вси мниси и затворники.
      Простите нас, вси святии отцы. Простите, государи, вси християне православные, поминайте наши души грешныя со своими праведными родители. На позор мы учинили государьству Московскому. Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать".
      Чтоб умереть не в ямах и по смерти б учинить на Руси слава вечная, взяли мы иконы чудотворныя, предтечину, да Николину, да пошли с ними противу бусурманов на выласку. И милостию божиею, и молитвою пречистыя богородицы, и заступлением небесных сил, и помощию их угодников предтечи Иоанна и Николы чудотворца, на выласке явно бусурманов побили, вдруг вышедши больши 6000. И видя то люди турецкие, что стоит над нами милость божия, что ни в чем осилеть не умеют нас, и с тех мест не почали уже присылать к приступу к нам людей своих янычен. А мы от тех мест от бед своих, от смертных врат и ран и от истомы их отдохнули в те дни и замертво повалялись.
      А после того бою, погодя 3 дни, опять почели к нам толмачи их крычать, чтоб им говорить с нами, а то уж у нас речи не было, потому что язык наш от истомы нашея во устах наших не воротится. И оне, бусорманы, догадалися - к нам на стрелах почали ерлыки метать. А в ерлыках они в своих пишут - просят у нас пустова места азовскаго, а дают за нево выкупу на всяково молотца по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских. - "А в том вам паши и полковники шертують душею царя турского, что на отходе ни чем не тронут вас. Подите с сребром и з золотом в свои городки казачи к своим товарыщем, а нам лишь отдайте пустое место азовское".
      И мы к ним напротив пишем:
      "Не дорого нам ваше сребро и золото собаче похабное бусурманское, у нас в Азове и на Дону золота и серебра своего много. То нам, молотцомь дорого и надобно, чтоб наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать паметно на веки во все ваши краи бусурманские, чтобы вам было сказать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать х казаку русскому. А сколко у нас в Азове городе розбили кирпичю и камени, и столко же взяли мы у вас турских голов ваших за порчю азовскую. В головах уже, да в костях ваших складем Азов город лутче прежнего! Протечет та наша слава молодецкая во веки по всему свету, что кладем город в головах ваших. Нашел ваш турской царь себе позор и укор до веку. Станем с него имать по всякой год уж вшестеро".
      После тово уж нам от них полехчало, - приступу уж не было к нам. Сметись оне в своих силах, что их под Азовым побито многия тысящи.
      А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое, и чистоту телесную и душевную. Многие от нас людие искусные в осаде то видели во сне и вне сна ово жену прекрасну и светлолепну в багрянице светле на воздусе стояще посреди града Азова, ово мужа древна, власата, боса, в светлых ризах, взирающих на полки бусурманские. Та нас, мать божия богородица, не предала в руце бусорманские. И на них нам помощь явно дающе, в слух нам многим глаголюще умилным гласом:
      "Мужайтеся казаки, а не ужасайтеся! Се бо град Азов от беззаконных агарен зловерием их обруган и суровством их, нечестивых, престол предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы оскверниша, но и воздух их над ним отемнеша. Торжище тут им ничестиво християнское учиниша: разлучиша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей. От многово тово плача и рыдания земля вся христианская от них стоняху, а о чистых девах и о непорочных уста моя не могут изрещи, на их поругания смотря. И услыша бог моление их и плач, виде создание рук своих - православных христиан - зле погибающе, дал вам на бусорман отомщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечестивыи: "где есть бог ваш христианской?" И вы, братие, не пецытеся, отжените весь страх от себя - не пояст вас николи бусорманский меч. Положите упование на бога: приимете венец нетленной от Христа, а души ваши приимет бог. И имате царствовати со Христом во веки".
      А то мы многия, атаманы и казаки, видели явно, что ото образа Иванна предтеча течаху от очей ево слезы многия по вся приступы, а в первой день в приступное время видеху ланпаду, полну слез от ево образа. А на выласках от нас из града все видеша бусурманы, турки и крымцы и нагаи, мужа храбра и младова во одежде ратной со единем мечем голым на бою ходяще, множество бусурман побиваше. А наши очи то не видели, лише мы по утру по убитом знаем, что дело божие, не рук наших: пластаны люди турские, изсечены наполы. Сослана на их победа была с небеси, и они о том нас спрашивали: "Скажите нам, казаки, хто у вас из Азова города выезжают к нам в полки наши турецкие два младыя мужика в белых ризах, с мечами голыми? И побивают они у нас нашу силу туретцкую всю и пластают людей наших наполы во всей одежде". И мы про то им сказываем: "То выходят воеводы наши".
      И всего нашего сиденья в Азове от турок в осаде было июня с 24 числа 149 году до сентября по 26 день 150 году. И всего в осаде сидели мы 93 дни и 93 нощи. А сентября в 26 день в нощи от Азова города турские паши и с турки и крымской царь со всеми своими силами за четыре часа до свету, возметясь окоянны и вострепетась, побежали никем нам гоними с вечным позором.
      Пошли паши турецкие к себе за море, а крымской царь пошел в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду, свое-то нагаи пошли в улусы.
      И мы как послушали отход их с табор, - ходило нас, казаков, в те поры на таборы их 1000 человек. И взяли мы у них на их таборех в тое пору языков турок и татар живых 10 человек. А болных и раненых застали мы 2000. И нам те языки в роспросе и с пыток говорили все единодушно, от чево в нощи побежали от града паши их и крымской царь со всеми своими силами: "В нощи де в той с вечера было нам страшное видение. На небеси над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Русии, от вашего царства Московскаго. И стала она против самого табору нашего, а перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих доржат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки бусурманские. В те поры мы их всех узнали. Тою нощию и страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на бой в приступы наши из Азова града, - пластали нас и в збруях наших надвое. От того-то страшного видения [побежали мы] без пашей наших и царя крымского с таборов".
      А нам, казаком, в ту нощь в вечере видение всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древними, на одном власяница мохнатая. А сказывают [они] нам: "Побежали, казаки, паши турские и крымской царь ис табор, и пришла на них победа от Христа, сына божия, с небес от силы божии".
      Да нам же сказывали языки те про изрон людей своих, что их побито от рук наших под Азовым городом. Писменнова люду убито однех у них мурзь и татар и янычан 96 000, кроме мужика черного. А нас всех, казаков, в осаде было в Азове граде толко пять тысящ 307 человек, а которые остались мы, холопи государевы, [от] осады той, и те все переранены. Нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя божие и за веру християнскую.
      А топер мы Войском всем Донским государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа России просим милости, сиделцы азовские и которые по Дону и в горотках живут, холопей своих, чтоб велел у нас принять с рук наших свою государеву вотчину Азов град для светов предтечина и Николина образа, [потому] что им, светом, [у]годно тут всем Азовым градом заступити. И он, государь, от войны от татар [безопасен будет] и во веки, как сядут [его ратные люди] в Азове граде.
      А мы, холопи его, которые остались у осады азовские, - все уж мы старцы увечные: с промыслы и боя уже не будет нас. Исе обещание всех нас у предтечева образа в монастыре ево постричись, приняти образ мнишеский. За нас же государь станет бога молить до веку. А за ево государьскою тою к богу верою и ево государьскою высокою рукою оборонью оборонил нас бог от таких великих турских сил, а не нашим молодецким мужеством и промыслом.
      А буде государь нас, холопей своих далных, [не] пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова града, - заплакав, нам ево покинути. Подымем мы, грешные, икону предтечеву, да пойдем с ним, светом, где нам он велит. А атамана поставим у ево образа, - тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, - то[т] нам будет строителем. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим ево, предтечева образа, - помрем все тут до единого! Будет во веки славна лавра предтечева.



   назад       далее