В отличие от других языковых традиций (скажем, греческой или арабской) латинская поражает разнообразием форм названия Русь, которое обнаруживается уже при первых упоминаниях этого этнонима. Если византийские источники знают, в сущности, только один вариант основы, то западноевропейские отличаются большой пестротой: Rhos, Ruzara, Ruzzi, Rugi, Ru(s)ci, Ru(s)zi, Ruteni (все это, за исключением несклоняемого Rhos, формы именит, падежа множ. числа) и многие другие.
      Вариант Rhos можно отбросить: он встречается только в «Вертинских анналах» (лингвисты называют такие слова «гапаксами»), будучи заимствовано, очевидно, из сопроводительного послания императора Феофила. Отвлечемся также от «ученых» этнонимов Rugi, Ruteni (последнее — это название галльского племени на юге совр. Франции в районе Тулузы, встречающееся, например, в «Записках о галльской войне» Юлия Цезаря): они — дань средневековой традиции давать современным народам созвучные «исторические», как правило, античные имена: даны превращались в даков, готы — в гетов и т.п. Форма Rusi, Russia (с одним или двумя s) встречаются редко и, судя по всему, происходит из романоязычного ареала (Франция, Италия). Все прочее разнообразие приходится на немецкие источники.
      В средневековых немецких диалектах исконный германский s произносился шепеляво, примерно как русский ш или, в положении между гласными, как ж. Поэтому он не подходил для передачи славянского s в заимствованиях из славянских языков. Для этой цели обычно использовалась буква г (обозначавшая звуки вроде русских с или, в других позициях, ц). Именно эти трудности при передаче славянского s и отражаются в орфографической пестроте вариантов имени Русь: Rusci/Ruci, Ruszi/Ruzi/Ruzzi.
      Исходя из совокупности донесенных немецкими источниками форм имени Русь, лингвист может сделать ряд выводов, небезынтересных и для историка.
      Приведенный нами выше список вариантов имени Русь в западноевропейских источниках отнюдь не полон. В нем отсутствуют, например, формы, типичные для немецкоязычных текстов. Так, в памятниках на средневерхненемецком языке начиная уже с XII в. господствует форма Riuzen, где графема ш передает умлаут (т.е. изменение качества гласного под влиянием i или / в последующем слоге) от долгого и, иными словами — звук, соответствующий совр. немецкому и. Умлаут долгого и еще в средневерхненемецкую эпоху превратился в дифтонг ей, поэтому с XIII в. начинают попадаться формы типа Reuzen, которые затем и закрепляются в качестве нормы: еще в XVIII в. официальный титул «император всероссийский» звучал по-немецки как «Kaiser aller Reussen». Наличие умлаута говорит о том, что имя Riuze склонялось по типичной для средневерхненемецкой этнонимии словообразовательной модели с суффиксом - Jan. В древнебаварском) в этой позиции исчезает (ослабляется в ё) еще в течение IX в., откуда с неизбежностью следует вывод, что имя Русь должно было быть заимствовано в южнонемецкие говоры не позднее IX столетия.
      Таким образом, лингвистические наблюдения и хронология первых упоминаний о Руси в немецких источниках независимо друг от друга приводят нас к важному заключению: начало достаточно интенсивных контактов носителей имени Русь (ведь только при условии интенсивных контактов могло произойти заимствование этнонима в разговорный язык) с представителями южнонемецких диалектов приходится на IX в.
      Это обстоятельство, весомое само по себе, важно также для правильного представления, что же такое Русь IX в. Например, оно заметно подрывает позиции тех историков Руси, которые, как уже упоминалось, ищут ее очаги IX столетия непременно только на севере Восточной Европы — будь то в Ладоге, Смоленском Верхнем Поднепровье или Ярославо-Ростовском Поволжье, т.е. в областях массового распространения скандинавских древностей IX—X вв.
      Убедившись в немалой пользе, какую может принести для историка лингвистический взгляд на его источники, сделаем еще один шаг в этом направлении.
      Известно, что, помимо уже упомянутой модели на -jan в древне- и средневерхненемецких диалектах были весьма популярны этнонимы с суффиксом -ari (в именит, падеже множ. числа — аrа). В средневековой письменности, когда понятие литературной нормы еще только формировалось, сплошь и рядом один и тот же этноним выступал как в той, так и в другой формах: Boemani — «чехи» «Раффелынтеттенского таможенного устава» отражают модель на -(])аn, тогда как, скажем, в «Баварском географе» встречается вариант Becheimare — с формантом -ari. Ввиду этого, а также в связи с отмеченной нами активностью русско-южнонемецких контактов, возникает естественный вопрос: а нет ли в источниках и варианта имени Русь, оформленного по модели на -ari?
      Правильно поставленный вопрос в науке — почти половина дела. Мало того, что искомый вариант действительно обнаруживается; куда важнее, что тем самым обнаруживаются и новые упоминания о Руси, ранее как таковые попросту не распознанные. А ведь среди них есть и относящиеся к IX в.!
      Известие торгового устава австрийского герцога Леопольда V (1192 г.) о Ruzarii — регенсбургских купцах, торгующих с Русью и на Руси, не новость для историков, но слово Ruzarii неизменно воспринималось ими как своеобразный terminus technicus — название одной из корпораций регенсбургского купечества. В результате по страницам отечественной историографии уже долго странствуют мифические «русарии» и даже «рузарии». На самом деле перед нами всего лишь латинизированная разновидность имени русский в средневерхненемецком языке. И это естественно: употребление этнонимов для обозначения купцов, ведущих торговлю с соответствующими странами,— практика, довольно широко распространенная.
      В дарственной грамоте восточнофранкского короля Людовика II Немецкого (840—876 гг.) Альтайхскому монастырю (А1taich или Niederaltaich — на востоке Баварии, на Дунае, несколько выше города Пассау) на земли в Баварской восточной марке среди топографических ориентиров названо и местечко Ruzaramarcha. Вторая часть этого названия, -marcha, часто встречается в немецкой топонимии и обозначает «марку» — населенный пункт как центр мелкого территориального подразделения графского округа, что-то вроде более поздней сельской общины. Но Ruzara - доставило этимологам много хлопот: в современных справочниках по исторической топонимии Германии и Австрии его толкования явно неудовлетворительны. Взглянуть на Ruzara - как на этноним не догадывались, ибо о существовании такового не подозревали. Между тем перед нами именно «Русская марка» — одно из чрезвычайно многочисленных отэтнонимических местных названий, вроде Walhen-, Sachsen-, Juden- и т.п. + -dorf, -mark, т.е. «Итальянской», «Саксонской», «Еврейской деревни» или «марки». В этой связи любопытно само месторасположение Ruzdramarcha — на торной торговой дороге вдоль южного берега Дуная (под названием «strata legitima» — «законная», т.е. находящаяся под защитой государственной власти, «дорога», она упоминается и в «Раффелыптеттенском уставе»: Tel. Raff. Cap.V. P.63), там, где начинается участок реки, опасный для судоходства, так называемая Грайнская быстрина. Вероятно, здесь купцы, приплывавшие по Дунаю с востока в Баварскую марку, вынуждены были перегружать свои товары с кораблей на возы. Коль скоро возникшее на этом месте поселение получило название именно «Русская марка», можно сделать вывод, что среди упомянутых купцов прибывавшие из Руси были либо наиболее многочисленны, либо примечательнее других. Заметим, что грамота Людовика II сохранилась в оригинале и датируется 863 г., хотя ясно, что «Русская марка» не возникла в 863 г. — фиксация в тексте подытоживает известный период ее существования.
      Сказанное подводит нас к осознанию принципиально важного общего положения: историческая топонимия может стать весьма ценным источником особенно при изучении древнейшего периода межэтнических контактов. Источник этот тем более перспективен, что практически не изучен. Не изучен же он не в последнюю очередь потому, что в полной мере подобное изучение под силу только лингвисту. Но причина не только в этом: чаще всего топонимия выпадает из поля зрения историка, так как просто не входит в круг привычных для него традиционных источников. Из-за этого остаются втуне даже такие данные, для использования которых вовсе не требуется особой языковедческой квалификации. Приведем только один пример.
      Мы помним, что «Раффельштеттенский таможенный устав» давал основание думать, что русские купцы приходили в Баварскую восточную марку через Прагу или во всяком случае — через Чехию. Но каким именно путем? Это можно было сделать в обход Чешского леса (Шумавы), отделяющего Чехию от долины Дуная (либо с запада, через Регенсбург или Пассау, либо с востока, через Моравию), а можно было двинуться напрямик с севера на юг через Шумаву.
      О том, что русские купцы одно время приходили в Баварскую марку с востока по Дунаю, позволительно догадываться, исходя из локализации «Русской марки» в грамоте 863 г.: если бы они являлись с севера, то для торговли им незачем было бы перебираться на противоположный южный берег. Но с возникновением в конце IX в. венгерской опасности на Среднем Дунае этот путь, очевидно, должен был замереть, уступив место более северным маршрутам. Путь с запада маловероятен, так как непонятно, что могло заставить русских купцов, коль скоро они уже попали в баварскую столицу (Регенсбург), отправляться отсюда со своими товарами на восточную окраину Баварии. Следовательно, остается единственная логическая возможность — прямой путь из Праги вверх по Влтаве и далее через перевалы Чешского леса. Такие пути в самом деле засвидетельствованы источниками XII—XIII вв., но в данном случае для нас важнее, что русское присутствие на них отложилось в местной топонимии. Актовыми источниками (наиболее ранний из них — 30-х годов XII в.) удостоверяется существование здесь пограничной речки, носившей два конкурировавших названия — Ruzische или Bohmische Muchel (современная форма — Muhl), т.е. «Русская» или «Чешская Мюль». Перед нами красноречивая топонимическая иллюстрация к «славянам от ругов или богемов» «Раффелынтеттенского устава».



   назад       далее