«Баварский географ» («Geographus Bavarus») — памятник со сложной судьбой. Введенный в русскую науку (правда, только во французском переводе) еще Н.М.Карамзиным, он долгое время ошибочно датировался XI—XII вв., а его создание связывалось с одним из баварских скрипториев (обычно с монастырем св. Эммерама в Регенсбурге или с архиепископской кафедрой в Зальцбурге). И то, и другое оказалось неверным. Как было установлено уже в середине текущего столетия, записка (или по крайней мере ее единственный известный список) возникла в швабском монастыре Райхенау (Reichenau в верховьях Рейна — наряду с Санкт-Галленом, один из наиболее известных своей литературной деятельностью немецких монастырей), т.е. не на юго-востоке, а на юго-западе Германии; таким образом, перед нами не «Баварский», а «Швабский географ». Однако старое название успело прочно закрепиться, так что приходится пользоваться им, мысленно прибегая к кавычкам. Кроме того, выяснилось, что источник много древнее и возник еще во второй половине IX в.
      В рукописи этот небольшой текст носит заглавие «Описание городов и областей к северу от Дуная» («Descriptio civitatum et regionuin ad septentrionalem plagam Danubii») и представляет собой перечень более полусотни племен и народов Центральной и Восточной Европы, в подавляющем большинстве славянских. Как правило, к этнонимам добавлены данные о количестве «городов» у соответствующего народа, например: «богемы (Becheimare) (т.е. чехи) — 15 городов, у моравов (Marharii) — 11 городов» (Geogr. Bav. P. 13) и т.п. Эти данные совершенно неумеренно возрастают при удалении от границ Франкской державы, тем самым выдавая свою фантастичность (хотя в науке, особенно среди археологов, к ним часто относятся с излишним доверием). Как источнику «Баварскому географу» не было бы цены, если бы перечисленные в нем племенные названия лучше поддавались идентификации или был бы ясен принцип, порядок их перечисления. К сожалению, сплошь и рядом это не так. Скажем, цепочка этнонимов «нериваны (Nerivani), атторосы (Attorozi), эптарадицы (Eptaradici), виллеросы (Villerozi), сабросы (Zabrozi), атурецаны (Aturezani)» и т.д. (Geogr. Bav. P. 13) вся состоит из загадок. Какой находкой для славистов было бы сообщение «Баварского географа»: «Сериваны (Zerivani) — это королевство (regnum) столь велико, что из него произошли все славянские народы и ведут, по их словам, свое начало» (Geogr. Bav. P. 13—14)! Но вот беда, никто не знает, кто такие «сериваны» и где их искать.
      Ближе к концу находим и упоминание о руси — и, что характерно, опять рядом с хазарами (вспомним «Вертинские анналы» и русского «хагана» из переписки Людовика II и Василия I): «хазары (Caziri), 100 городов, русь (Ruzzi), ... луколяне (Lucolane), венгры (Ungare)» и проч. (Geogr. Bav. P. 14). Венгров, как видим, источник застает еще в степях Подонья или Северного Причерноморья (в места своего нынешнего обитания они переселились в конце IX в.). Но кто такие «луколяне»? Славянские обитатели какого-нибудь «Луколья» — Лукоморья? Или это название — вариант этнонима «лучане», распространенного по всей Славянщине (ср. лучан в районе Луцка на Волыни или одноименное племя в Чехии)? Мы уже не говорим о том, что на месте отточия между русью и «луколянами» находим «Forsderen liudi, Fresiti, Seravici», по поводу которых комментаторы не могут сказать вообще ничего вразумительного. Кроме руси, хазар и венгров, в «Баварском географе» встречаются и другие восточноевропейские (восточнославянские) названия, известные также по древнерусским источникам, — бужане (Busani — на правобережье верхнего течения Западного Буга), уличи (?) (Unlizi — на Нижнем Днепре или в Поднестровье), — но в целом источник задает вопросов много больше, чем отвечает на них.
      Один из таких вопросов — где, когда, в связи с чем был создан столь уникальный памятник? Без ответа на него останется непонятным происхождение информации о восточноевропейских народах, а значит — и степень ее достоверности.
      В предположениях о регенсбургском или зальцбургском происхождении «Баварского географа» была своя логика. В самом деле, автор такого необычного текста должен был руководствоваться каким-то особым интересом к предмету. Поэтому и возникала мысль о Регенсбурге, который имел давние торговые связи с Восточной Европой, или о Зальцбурге, где еще при Карле Великом была основана миссийная архиепископия для соседних славян. После того как выяснилась связь памятника с монастырем Райхенау, эти заманчивые догадки пришлось оставить, но зато наметилась другая, еще более соблазнительная возможность. Дело в том, что, по всей вероятности, именно в Райхенау после конфликта с баварскими епископами пребывал в изгнании в начале 870-х годов один из славянских первоучителей — будущий моравский архиепископ Мефодий. Во всяком случае, имена святого Мефодия и его учеников внесены в числе здравствующей братии в так называемую «Книгу побратимов» («Liber confraternitatum») (род поминальника) монастыря Райхенау (даже дважды — по-латыни и по-гречески — в двух разных местах), причем латинские записи датируются именно 70-ми годами IX в.; брат Мефодия, св. Константин-Кирилл, также упомянут, но, как то и положено, уже в качестве покойного (Lib. confr. Aug. P. 4 Al, 5 D4). Как видим, место и время совпадают с тем, что мы знаем о месте и времени создания «Баварского географа».
      Если так, то напрашивается вывод: сведения о далеких славянских (и не только славянских) племенах в Райхенау могли быть получены от Мефодия и, таким образом, стать результатом целенаправленного сбора информации о славянах в ходе миссионерской деятельности славянских первоучителей в Моравии после 863 г. Достоинство этой гипотезы, кроме всего прочего, еще и в том, что она увязывает два синхронных и по сути тождественных процесса: кирилло-мефодиевскую миссию в Великоморавском государстве и так называемое «первое крещение» Руси из Константинополя ок. 867 г., о котором известно по византийским источникам. Связь между ними была бы тем более естественна, что Киев и мораво-баварское Подунавье уже в IX в. оказались соединены активно функционировавшим торговым путем, который, по аналогии с известным «путем из варяг в греки», можно было бы условно назвать «путем из немец в хазары».
      «Раффельштеттенский таможенный устав» («Inquisitio de teloneis Raffelstettensis») — памятник для своего времени уникальный: других таможенных документов такого рода в Европе IX—X вв. мы не находим. На территории Австрийского герцогства (с середины XII в. сменившего Баварскую восточную марку) подобные торгово-таможенные уставы известны снова только с 1190-х годов, и в них, что примечательно, также неизменно упоминается о торговле с Русью. Устав был издан между 904 и 906 гг. по приказу последнего восточнофранкского короля из династии Каролингов (т.е. потомков Карла Великого) Людовика IV Дитяти (899-911 гг.) в местечке Раффелынтеттен (Raffelstetten, на Дунае, близ совр. города Линц в Австрии, в настоящее время не существует). Но это никоим образом не торговый устав Раффельштеттена, как часто считают, а документ, регулировавший мытные (таможенные) порядки в Баварской восточной марке в целом, т.е. в Подунавье от нынешней немецко-австрийской границы на западе и приблизительно до совр. Вены на востоке. Памятник свидетельствует о цветущей внутренней и международной торговле на этих территориях накануне начала опустошительных венгерских набегов, терзавших Европу (особенно Германию) в течение всей первой половины X столетия.
      Нас интересует глава VI устава (всего их 9):
      «Славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов, если расположатся для торговли где-либо на берегу Дуная ..., с каждого вьюка воска платят две меры стоимостью в один скот каждая; с груза одного носильщика — одну меру той же стоимости; если же пожелают продать рабов или лошадей, то за каждую рабыню платят по одному тремиссу, столько же за жеребца, за раба — одну сайгу, столько же за кобылу» (Telon. Raff. Cap. VI. P. 64).
      Под «ругами», которые приходят на Дунай торговать вместе с «богемами»-чехами, следует понимать русь. Действительно, в западноевропейских источниках X—XI вв. этот реликтовый этноним неоднократно употреблялся в отношении руси: в «Продолжении хроники Регинона», «Генеалогии Вельфов», в английских «Законах короля Эдуарда Исповедника» и др. Следовательно, перед нами свидетельство о торговле русских купцов на Среднем Дунае времен князя Олега. Ничуть не странно, что они названы рядом с чешскими купцами: и те, и другие приходили в Баварскую восточную марку из Праги, где русских торговцев видел в 965/966 г. испанский еврей Ибрахим Ибн Йа'куб. Восточные источники IX—X вв. (Ибн Хордадбех, переписка кордовского министра Хасдая Ибн Шафрута с хазарским каганом) с большей или меньшей определенностью рисуют и общие контуры той трансевропейской торговой магистрали от арабской Испании до Хазарии, лишь частью которой был путь, связывавший Киев с баварским Подунавьем через Прагу, Краков, а затем Перемышль или (позднее) Владимир Волынский.
      Русские и чешские купцы, согласно «Раффелыптеттенскому уставу», торгуют рабами, воском и лошадьми. О вывозе из Руси коней древнерусские источники молчат, зато о том, что рабы («челядь») и воск (в больших количествах шедший на производство свечей, прежде всего церковных) были, наряду с мехами, преимущественными статьями древнерусского экспорта в раннее средневековье, они сообщают не раз. Характерно и то, что некоторые специфические черты денежного счета на территории Баварской восточной марки (насколько они вырисовываются из «Раффелыптеттенского устава») оказываются производными от древнерусского. Это обстоятельство свидетельствует не только об интенсивности русско-баварских торговых связей. Ясно также, что то состояние русско-южнонемецкой торговли, которое фиксирует «Раффелынтеттенский устав», конечно, не могло возникнуть в начале X в., оно — результат достаточно длительной истории и отсылает нас к предыдущему IX столетию. К такому же заключению приводят и наблюдения над формами имени Русь в латиноязычных источниках.



   назад       далее